Улицы несправедливости
Названия улиц – та же история, точнее – конспект истории города и страны, только сжатый и зашифрованный. Не знаешь шифра – не прочтешь прошлое. И даже названия, которые представляются вам чистым анахронизмом, как учебник для начальной школы, заблудившийся среди энциклопедических справочников на вашей книжной полке, могут немало полезного и даже интересного рассказать, если вы разгадаете шифр.
Анахронизмы
Пережитками, напоминанием о нелучших страницах нашей политической истории являются некоторые улицы в Заречной части Тюмени. Улица Менжинского, например. Или улица Жданова.
Вячеслав Рудольфович Менжинский, крепко забытый ныне председатель Объединенного государственного политического управления, был руководителем многих, не самых славных действий отечественного сыска. Например, «вредительские дела» конца двадцатыхначала тридцатых годов – «шахтинское дело» и процесс «Промпартии», по которым были обвинены во вредительстве и осуждены крупные русские инженеры, процесс «Союзного бюро меньшевиков». Это при Менжинском вывезены в ссылку, в северное безлюдье, сотни тысяч раскулаченных крестьянских семей, а старый Тобольский тракт был превращен в промороженное кладбище (февраль 1930 года). Ссыльных, кто уцелел, и их детей, родившихся в ссылке, реабилитировали уже в наши дни. А улица осталась.
С улицей Жданова, пересекающей Парфеново с севера на юг, произошла еще более странная история.
Андрей Александрович Жданов, известный идеолог сталинской эпохи, секретарь ЦК и Ленинградского обкома. Не станем говорить об успехах Жданова в деле обороны Ленинграда, когда умерло около миллиона человек, 97 процентов из них – от голода. После войны Жданов прославился знаменитым «Докладом о журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946). Согласно оценкам партийного идеолога, Михаил Зощенко – всего лишь «мещанин и пошляк», а блистательная Анна Ахматова, которая, по ее собственным словам, «была с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был», – является «одним из представителей реакционного безыдейного болота», в стихах «блуд перемешан с молитвой»… И вот улица Жданова в нашем городе появилась. Это случилось 16 апреля 1960 года – исполком горсовета своим решением N 172 присвоил имя Жданова безымянному отрезку уличной сети в квартале Парфенова – Новые Юрты. Это уже после XX съезда и секретного доклада Хрущева о культе личности Сталина. Я сначала склонялся к мысли, что понять логику этого решения невозможно. Но, поразмыслив, убедился, что аналогичные примеры реанимации политических покойников мы можем заметить и в наше время. Когда-то это называлось «ползучая реставрация». Зачем это потребовалось теперешним банкирам – в толк не возьму. Что ж, будем ждать, когда шило в мешке обнаружит само себя.
Гангстеры или герои?
Главная тема нашего репортажа – уличная пара в путаных кварталах Потаскуя. Она и раньше была парой – Большая Разъездная и Малая Разъездная. В конце двадцатых годов прошлого века Большая стала называться Сакко, а Малая – Ванцетти. Горожан со столь диковинно звучащими фамилиями в истории города не обнаруживается, хотя широта и толерантность сибиряков – безграничны. Был тобольским губернатором Николай Гондатти. Одна из улиц Тюмени названа в честь аптекарши Александры Даудель. А улиц Шмидта не то две, не то три – в честь лейтенанта Шмидта, академика Шмидта, был еще третий – Николай Шмидт, в 1905 году завещавший свои капиталы большевикам.
Кто же такие Сакко и Ванцетти? В двух словах: 15 апреля 1920 года в небольшом городке в штате Массачусетс неизвестные застрелили кассира и охранника, похитив 16000 долларов – зарплату рабочим. Опираясь на показания свидетелей, полиция арестовала двух человек – рабочего обувной фабрики Никколо Сакко и торговца рыбой Бартоломео Ванцетти. Присяжные признали их виновными в убийстве первой степени и, несмотря на бурные протесты общественности, из-за которых исполнение приговора неоднократно откладывалось, в 1927 году Сакко и Ванцетти были казнены на электрическом стуле.
Итальянские эмигранты Никколо и Бартоломео не скрывали своих убеждений и открыто называли себя анархистами. Более того, у обоих были обнаружены револьверы, и трассологическая экспертиза показала, что из пистолета Сакко наверняка был застрелен один из охранников. Мир протестовал. Бурные демонстрации происходили и в Советском Союзе, и во Франции, и в Англии, и в самих Соединенных Штатах. Свои подписи под протестами поставили Альберт Эйнштейн, Бернард Шоу, Томас Манн…
Ничего не помогло. Губернатор штата под давлением общественности собрал виднейших юристов Гарвардского университета, но они подтвердили выводы суда. И губернатор отклонил просьбы о помиловании.
Пугало анархии будоражило мир в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков. Конечно мы уже не в состоянии перечислить взрывы террористов, которые гремели в Москве и других городах нашей страны совсем недавно. Мы ужасно забывчивы. Что же говорить о том, что происходило больше ста лет назад далеко от нас?
Обратимся к справкам. В 1882 году анархист бросил бомбу в музыкальный зал в Лионе. В 1886 году взрывом убиты семеро полицейских в Чикаго. Тогда же неизвестный бросил бутылку с зажигательной смесью с балкона Парижской биржи. Взорвалась бомба в палате депутатов французского парламента (1893). Итальянский анархист заколол кинжалом президента Французской республики Карно (1894) и в том же году при взрыве в парижском кафе погибли женщины и дети. 1898 – убита австрийская императрица Елизавета, а через два года – итальянский король Умберто I. Еще год – смерть президента США Мак-Кинли от руки польского террориста. И, наконец, за год до событий на обувной фабрике – семь покушений в Америке, ответственность за которые взяли на себя анархисты. Одно из самых воинственных была анархическая группа Луиджи Галиани, к которой принадлежали оба арестованных итальянца.
Министр юстиции США Палмер, выступая в конгрессе, заявил, что «60 тысяч иностранных террористов, находящихся на территории Соединенных Штатов, готовят переворот… Пришло время забыть положения Билля о правах человека, надо очистить Америку от скверны!» Америка билась в истерике, полиция провела масштабные аресты, тысячи эмигрантов, в том числе многих итальянцев, обвинили в попытке свержения законной власти.
Общество уже было готово. Недоставало только самого события. И оно произошло – у ворот обувной фабрики, куда охранник и кассир несли коробку с шестнадцатью тысячами долларов. Общество, власти жаждали спокойствия, пусть даже ценой жизней двух эмигрантов.
Потом случилось неожиданное – приговоренный к смерти гангстер из банды некоего Морелли дал признательные показания, что он сам участвовал в нападении на кассира обувной фабрики. Но судья, тот же судья, не пожелал рассматривать дело. Суду нужны были итальянцы. Суду нужны были анархисты. Сакко и Ванцетти были итальянцами и признались на суде, что разделяют взгляды анархистов. Морелли был тоже итальянцем, и даже очень похож на Ванцетти, но он был обычным уголовником, а не анархистом. Судья заявил, что гангстер, осужденный на смерть, своим признанием хочет только затянуть дело.
23 августа 1927 года Сакко и Ванцетти были казнены. Они держались спокойно. Вот что писал присутствующий при казни репортер:
«Последними словами Сакко были: «Да здравствует анархия!» Ванцетти, пожав руку надзирателю, сказал просто: «Я невиновен».
Мир был возмущен. В Советском Союзе прошли многочисленные митинги, «заклеймившие позором американскую буржуазию». Тогда и было принято политическое решение «увековечить память борцов за рабочее дело». В разных городах страны появились улицы Сакко и Ванцетти. В соседнем с Тюменью Свердловске – одна на двоих, это улица «Сакко и Ванцетти». (Говорят, что кое-кто даже предполагал, что это – один человек с двойной фамилией Сакко-Ванцетти). Их именами назвали и карандашную фабрику в Москве.
С тех пор не раз независимые юристы и публицисты принимались за исследование материалов процесса, изучали вещественные доказательства – ведь сохранились даже пистолеты, которые полиция изъяла у анархистов. Более поздние заключения говорят о том, что если в отношении Сакко подозрения очень сильны, то Ванцетти, скорее всего, был невиновен. Десятки свидетелей утверждали, что в момент нападения на кассира он находился совершенно в другом городе. Но ненависть к террористам и ужас перед террором застилали суду глаза.
Жизнь Ванцетти мог спасти только один человек – его товарищ по скамье подсудимых Никколо Сакко. Считают, что достаточно ему было признать себя виновным, и Бартоломео мог бы оказаться на свободе. Но что было бы тогда с «чисто-той анархистских помыслов»? Сакко оказался бы в ряду обычных уголовников безо всякого политического флера, согласно которому революционер ради общего дела без колебаний жертвует своей жизнью.
Так что предубеждения имели место с обеих сторон.
Окончание следует…
***
фото: Улица Сакко; Бартоломео Ванцетти и Никколо Сакко; Кто такой Сакко? Нет, не знаю; Улица Ванцетти, дом 1