Монтаж
Рассказ
Закрыла глаза руками и запрокинула голову.
Потолок. Покосившиеся корзинки пожарной сигнализации. Бледная фиолетовая палка-лампа. Сколько там, 23:27? Когда же у меня наступает пик работоспособности?
Рывком голову в прежнее положение. Челка на глаза. Шея ноет. Плечи. Заставка рабочего стола расщепляется на квадратики.
Все.
Кофе.
Монтаж — не такая уж сложная штука. Знай себе, чередуй планы через один по крупности, и музычку повеселее. Блин, да хоть зауспокаивайся — что толку? Все равно каша, а не фильм. Слишком много каналов. Слишком много видеоряда. Двадцать лет — это не двадцать часов, а даже с ними пришлось бы возиться безвылазно.
И что за оператор?! Голову ему оторвать! Камера трясется, картинка никудышная (то полкадра воздуха над головой, то чуть ли не пол-лица режет).
Да-а-а… Работенка — хуже не придумаешь. А тут еще Снег и Генрих подгоняют. Машин, мол, не хватает. Памяти, дескать, много занимает материал. Типа «доделывай да удаляй лишнее!» А как же удалять? Откуда мне знать, что важнее было в жизни для этого парня? Ведь эти двадцать лет надо отсмотреть. По уму — не раз бы и не два.
У Снега, конечно, рука набита. Он привык монтировать. Он умело выделяет основные моменты: прогулка по парку с любящими родителями, мороженое в кино, первый поцелуй и тому подобное. Если совсем устал или торопишься — нарезка из пейзажей/улыбок.
Именно поэтому я жуть как боюсь привыкнуть к своей работе.
Неделю назад был мой маленький юбилей: два года, как я пришла в студию. Никто не вспомнил, естественно. Я и сама чуть не забыла. Нет-нет, никаких торжеств, тостов, пузырьков в бокале и первого попавшегося торта из ближайшего продуктового подвала. Я просто вспомнила, как впервые вошла сюда. Тогда мне показалось, что воздух прозрачней и светлее в этих двух комнатах, похожих на широкий коридор. Я глазела по сторонам, перескакивая взглядом с потертого саксофона на гибрид светильника и душа; с двух настоящих кинокамер на шнурок, аккуратно завязанный в маленькую удавку.
Штативы по стенам. Камеры в шкафу. Кассеты, кассеты, кассеты. Не верилось, что однажды я займу один из этих компьютеров, стоящих в уютных нишах. И вот. Тут. Два года. Уже не чарует эта странная музыка. Уже не завораживает этот бардак, когда-то казавшийся обязательным атрибутом творческой атмосферы. Но отношение к работе осталось прежним. Не то, что у остальных. Даже те, кто здесь всего полгода, и то относятся пренебрежительно и легкомысленно к монтажу. А я не могу. Все еще не могу. Рука не поднимается брать первые попавшиеся красивые картинки, будто они-то и есть главное в жизни этого человека.
Знаешь, что хуже всего? Есть такие программки… просто загоняешь видеоряд и музыку. И через две минуты она выдает как будто фильм!..
С понедельника я почти не встаю из своего синего неудобного кресла. Все отсматриваю, отсматриваю. Хочу понять, что для моего парня было ключевым и самым приятным в жизни. Видеоматериал его памяти, конечно, обрывками и кусками. Где-то фокус размыт. Где-то вообще не понятно, что происходит. Но не могу, не могу и все «не заморачиваться», как советует Снег. Ведь через несколько месяцев этот двадцатилетний парень, почти мой ровесник, будет тонуть. И то, что я сейчас намонтирую, — пронесется у него перед глазами. Больше он ничего и никогда не увидит. Как же можно, зная это, работать «привычно»? Как же можно…
Генрих говорил мне недавно, будто я слишком впечатлительная. Не знаю… Слишком для чего? Или для кого. С каких пор уважение чужих смертей и жизней стало чем-то слишком? Генрих постоянно предлагает перейти на монтаж снов или дежавю. Только мне не хочется. Разве получится забыть эти монтажи? И можно ли оставить их только тем, кто «не слишком», кому они — как пятиминутный ролик для корпоратива?
Есть у нас правило: не запоминать имена клиентов. Я нарушила. Ира. Вика. Денис. И Иван. Да… Иван…