Хамству— бой и… girl
Иной раз простые бытовые события наводят на пренеприятнейшие мысли.
Недавно в общественном транспорте стала свидетельницей безобразной сцены: пьяный мужик лет тридцати проворонил свою остановку — раскоординация движений помешала ему найти двери. Некоторое время он мутным взглядом изучал картинки, проплывавшие за окном, — автобус ехал дальше. А потом во всю глотку заорал, пытаясь донести до окружающих мысль, что они неправы и что он расстроен. Причем, на одно цензурное слово приходилось пять нецензурных.
Полдюжины молодых мамочек, ехавших злополучным маршрутом, испуганно прижали к себе дочек и сыночков. Правда, одна из них вполголоса одернула хама, мол, как не стыдно, здесь же дети. Но сделала это так неуверенно, что мужик, конечно, не обратил внимания. Тем более, он как раз нашел себе «достойного» оппонента в лице водителя.
Пьяный пассажир, склонившись к раздвижному окошечку, ведущему в салон из кабины, поливал шофера матом. Тот отвечал симметрично — брани стало в два раза больше. Напуганные громкими мужскими голосами, начали кукситься и хныкать дети. Пассажиры, среди которых было несколько мужчин разного возраста, сосредоточенно изучали носки своих сапог и ботинок.
Пьяный решил, что море ему по колено и, окончательно озверев, начал бросаться на пластиковую преграду, защищавшую водителя — со всей силы бить в нее кулаками, локтями. Все это, не прекращая ругани. Водитель закрыл окошко и стал снимать происходящее на телефон. Eму-то что, он в безопасности.
И тут с сидения поднялась дама лет семидесяти. Импозантная, в пальто и шляпке. Она твердым шагом подошла к дебоширу, колотившему по пластику, и принялась негромко, но строго его отчитывать. Так могла бы директриса школы вести себя с нерадивым учеником. Весь вид ее говорил: ты — плохой мальчик, тебя такого никогда не примут в пионеры.
И мужик на глазах сдулся, гнев с него слетел, и сам он как будто стал ниже ростом. Голосом обиженным и в то же время виноватым он попытался оправдаться, мол, он же выйти хотел, а тут. Дама одернула его, не желая слушать. И за руку повела к дверям — дурдом на колесах добрался, наконец, до следующей остановки. Вместе они покинули автобус, и она что-то еще такое говорила ему, по-прежнему негромко, но убедительно, с твердым осознанием своей правоты.
Мне кажется, именно осознания правоты не хватило всем остальным, чтобы выступить против хама. То есть, конечно, здоровый страх тоже, наверняка, присутствовал — мужик молодой, крупный, как даст кулаком. Но раньше в такой ситуации защитник, получивший в глаз, стал бы героем — пусть и ненадолго. А теперь общественное мнение словно бы сместило фокус с правонарушителей на жертв. Защитнику сказали бы: «Получил? Сам виноват! Нечего было к пьяному лезть». То есть пьяный, он как бы вне системы — пьяный же, что с него взять. А вот ты должен был плюнуть на других и позаботиться о себе.
Это прозвучит по-стариковски, но раньше такого не было. До перестройки общественное мнение, пусть и сформированное искусственно, было твердым и не допускало двояких толкований: вор должен сидеть в тюрьме, дебошир — оказаться в милиции, покой граждан — превыше всего. Рисовались стенгазеты, в них высмеивали хамов. По телевизору показывали сатирический журнал «Фитиль», там тоже были сюжеты об этом.
В 90-е криминальная романтика все перевернула с ног на голову. Бандиты и воры стали героями песен и фильмов. В сериалах про ментов нам объясняли, что преступника тоже надо понять, может, у него тонкая душевная организация.
Как говорится, за что боролись. Теперь обворованного в первую очередь спрашивают, где он хранил кошелек и, едва выслушав ответ, заявляют, что надо было делать иначе, вот если бы в другом кармане. Изнасилованную девушку обвиняют, что юбка была коротка, и вообще, куда это она одна шла аж в восемь часов вечера? Парню, который, не желая отдавать гопникам телефон, был бит, говорят, что надо было отдать и, может, не тронули бы. В общем, сами виноваты!
И самое противное, что общественное мнение — это мы с вами. Мы виноватим пострадавших, начисто забывая о преступниках. Не надо так. Давайте лучше, что ли, гордиться той дамой из автобуса. Она — героиня дня.