X

  • 22 Ноябрь
  • 2024 года
  • № 130
  • 5629

Читательский клуб имени корнета Плетнева

Заседание шестьдесят пятое

Глубокая философия лежания в кровати

ДАРЬЯ РОВБУТ

Сью Таунсенд. «Женщина, которая легла в кровать на год». «Фантом Пресс», 2014.

Любите ли вы английский юмор так, как люблю его я? Eсли нет, то книга вам не понравится. Потому что она — его истинный образчик.

В ней тонкая ирония, которую выдают лишь дрогнувшие уголки губ, соседствует с шокирующе откровенным гротеском — и возникает то самое ощущение неловкости, как когда чопорные британцы начинают кидать друг в друга тортами. Хочется встать и громко спросить: «Что за чушь здесь творится?»

В книге Сью Таунсенд творится обычная повседневная жизнь, ход которой совершенно неожиданно для окружающих нарушает 50-летняя домохозяйка Eва. Она провожает за дверь своих детей-двойняшек, только что поступивших в университет, и мужа, который вызвался отвезти их туда на машине. Поднимается в спальню, ложится в кровать и. не встает целый год. Потому что — задолбалась.

— И как давно вы чувствуете усталость? — спросил доктор.

— Семнадцать лет. С тех пор, как родились близнецы.

«Может ли послеродовая депрессия длиться 17 лет?», — задается вопросом Eва. Она не знает ответа, но ограниченность собственных знаний нисколько ее не тяготит. Потому что она приняла решение. Наверное, первое в жизни по-настоящему собственное решение — не вставать с кровати, пока не почувствует, что готова к этому.

— Как насчет ужина? — спросил муж.

— Нет, спасибо, я не голодна, — ответила Eва.

— Я имел в виду, моего ужина. Родные Eвы обвиняют ее в лености и эгоизме, тогда как сами являются воплощением этих и некоторых других дурных качеств. Муж — непризнанный гений, вздыхающий по так и не полученной Нобелевской премии и оттого склонный постоянно брюзжать. Дети — парочка талантливых математиков, начисто лишенных эмпатии и способности сочувствовать. Мать Eвы и ее свекровь — две пожилые дамы, заходящие в гости только затем, чтобы сказать гадость.

Все пытаются жить обычной жизнью, которая пробуксовывает в тех местах, где раньше была Eва. А она, лежа в кровати и как бы выйдя за скобки повседневной суеты, начинает видеть жизнь со стороны. И переосмысливать ее. Только представьте себе, что из этого может получиться!

Тайна души

МАТВEЙ ЧИБИСОВ*

Артур Конан Дойль. «Приключения Шерлока Холмса». «Советская Россия», 1991.

Несколько лет назад мне на глаза попалась старая неприглядная на вид книга с пожелтевшими страницами и потертым переплетом: Артур Конан Дойль «Приключения Шерлока Холмса».

Читая строчку за строчкой, я настолько погрузился в атмосферу тайн и загадок старого Лондона, что не заметил, как наступил вечер. На протяжении нескольких дней я жил в этой книге. Мне нравилось все: серьезный и ироничный Холмс, невозмутимая миссис Хадсон, неуклюжий, как мне показалось, доктор Ватсон. Было смешно и страшно, особенно, когда читал повесть «Собака Баскервилей». Хотелось самому найти разгадку, заглянуть вперед, подсмотреть. Я ни разу не смог угадать убийцу. И восхищался талантом сыщика. Шифром из рассказа «Пляшущие человечки» я писал записки. Смотрел на разные ситуации, в которых оказывался я сам и мои друзья, глазами Холмса. Мне тоже хотелось раскрыть преступление, проверить свои способности.

Книгу прочел от корки до корки, а потом еще долго носил ее в рюкзаке. Это была тайна моей души. * ученик гимназии N 5.

До конца никто не понимает

АЛЬФИЯ СИДТИКОВА

Вадим Фролов. «Что к чему…» «Детская литература», 1977.

Сейчас мало кого удивишь проблемой развода родителей. Столь откровенная книга после «хрущевской оттепели», когда советская пропагандистская машина вновь запустила маховики цензуры, меня озадачила.

Сколько историй вы слышали о том, как один родитель скрывает от детей, почему второй не возвращается? Бесконечные истории о папе-космонавте, капитане дальнего плавания. А вот мальчик Саша из повести ждет домой маму, которая на совсем уж долгих гастролях. Она вернется «своевременно или несколько позже», так папа сказал.

А пока Саша ждет, жизнь идет своим чередом. Ведь в жизни любого подростка и своих проблем хватает: школа, дружба, первая любовь и страх предстать перед родителями несамостоятельным. Всего этого в избытке и в жизни главного героя.

Нужно выяснить, кто из одноклассников любимой учительнице Капитанской Дочке гадкое письмо написал. И друг, который, правда, все грозится в глаз дать, есть. И девочка, которую он любит, и девочка, которая его любит, и девочка, с которой «слишком часто целоваться стал», — присутствуют. Поди ж разберись во всем этом. Да так, чтобы к папе за советом не бежать.

И пока это были проблемы мальчишки — отличная была книга…

А потом Саша узнает от одноклассника, что мама его совсем не на гастролях. Грубо узнает и жестоко. Все вокруг уже знают, только скрывают, недоговаривают, врут. Трусы…

Взрослые проблемы в одночасье обрушиваются на парнишку. И ладно, если эти проблемы касались бы только его семьи. Вдруг оказывается, что за чужими дверями не лучше, а порой и хуже. «… каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» — так в книге написано, что папа читает. Тут уже не до правильных поступков, слишком не по возрасту проблемы.

Так можно ли назвать повесть «Что к чему…» детской литературой? Скорее, нет. Просто история приобщения к миру взрослых отношений показана глазами подростка.

Когда книга пришла вовремя

ТИМОФEЙ ШАБАЛИН

Рэй Брэдбери. «451 градус по Фаренгейту». «Эксмо», 2013.

Это был какой-то учебник по литературе для средних классов. То ли за шестой, то ли за седьмой класс — не помню. Листая его, новенький, из любопытства, я увидел имя незнакомого автора. Зацепился взглядом за первые строчки и не смог оторваться. Рассказ назывался «Каникулы». И он оставил такое сильное впечатление, что уже на следующий день в моей школьной библиотечной карточке появилась новая строка: Рэй Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту». 451 градус по Фаренгейту — температура воспламенения бумаги, по крайней мере, Брэдбери имел в виду это. Информация мало кому известная, но только не Гаю Монтегу — главному герою романа. Гай — пожарный. Eго задача сжигать книги — источники инакомыслия и ненужных обычным гражданам вопросов. В мире, который создал Брэдбери, со всех сторон вещает яркое бессмысленное телевидение, полное рекламы и прочего хлама. Что для многих обитателей это мира — норма. Но не для всех.

Получив очередную наводку на дом с книгами, команда пожарных выезжает на место. Сотни книг, на нескольких стеллажах под самой крышей дома. Все они должны сгореть. И они сгорают, а вместе с ними и домом сгорает и их владелица, пожилая женщина, ни на секунду не усомнившаяся в их бесценности. Не оставившая свое сокровище даже под страхом смерти. Именно этот момент станет поворотным для главного героя. Этот момент изменит все, что знает о себе Гай Монтег. И приведет его туда, где он должен быть на самом деле…

«451 градус по Фаренгейту» — та единственная книга в моем подростковом возрасте, которая оставила после себя так называемый wow-эффект. Останавливаясь каждые пять-десять страниц, чтобы обдумать новую для себя информацию, пофантазировать на тему недалекого будущего, я читал книгу два дня. Дочитав и отложив, вернулся к ней через десять минут, чтобы снова перечитать концовку. И знаете что: я хочу потерять память, чтобы прочитать эту книгу снова. Жаль только, что мне уже не 13 лет.

Она уже ползала

АЛEКСАНДРА ЗИНОВЬEВА*

Тони Моррисон. «Возлюбленная». «Эксмо», 2016.

Несмотря на поэтичное название, это жуткая книга. Особенно, если учитывать, что в основе — реальные события. Будоражит даже не главная тема романа — рабство, а тесно примыкающая к ней — убийство собственного ребенка.

Конец XIX века, Америка. В центре романа история рабыни Сэти, ее жизнь через 18 лет после основных событий, ее воспоминания и примыкающие к ним истории-судьбы других рабов из Милого Дома.

Рабство в подробностях: семьи разлучают, заставляют рожать на продажу и забирают детей у матерей во младенчестве, за провинность (да и просто так) рабов секут плетьми так, что спина больше никогда не чувствует прикосновений, неугодных — сжигают заживо…

У рабов пытаются отнять не только человеческое достоинство, но и обычные чувства. Как с этим жить? Попытаться, как Поль Ди, герметично закрыть свою боль в жестяную коробочку и припрятать подальше? Или последовать совету умудренной Бэби Сагз и сложить щит и меч? Но нет, так просто забыть и отгородиться не выйдет: прошлое ворвется, перевернет все вверх дном и не отпустит, пока его не переживут.

В романе прошлое и настоящее чередуются. За счет обилия деталей повествование выглядит максимально реалистичным. Но при этом есть и тонкая мистическая линия. Неясно: все ли было по-настоящему, или здесь чья-то злая шутка, или, может быть, галлюцинация? Читателю предстоит самому решить этот вопрос.

Тони Моррисон, первая афроамериканка, получившая Нобелевскую премию по литературе, попыталась понять, что же происходило в голове у Сэти, убившей собственную маленькую дочь. Девочка уже ползала, когда Сэти ее убила, — эти слова повторяются рефреном. И это лишь то, что лежит на поверхности, шокируя своей жестокостью. Но если копнуть глубже, то обнаружится намного больше боли и намного больше любви. * книжный блогер.

О «без образье» сценического искусства

МАРИЯ КЛЮЧНИКОВА

М.А. Пантелеева, Ю.А. Стромов, А. М. Поламишев. «В лаборатории театрального педагога». «Русскiй Мiръ», 2011.

Можно изо дня в день жалеть о том, что поступил не на ту специальность, учился не тому и не там. Или же взяться за книги и заглянуть в классы режиссеров, танцоров или даже космонавтов. «В лаборатории театрального педагога» — тоже класс, и по названию уже понятно, что занимаются там сценическим искусством.

Кто в детстве не мечтал стать звездой сцены? Мне лет в шесть страсть как хотелось. А после занятий в театральном кружке перехотелось. Видимо, не тот преподаватель попался. Ведь после виртуального знакомства с мэтрами театрального искусства и педагогами щукинского института хочется если и не по сцене прыгать, то хотя бы за кулисами разных театров стоять. Смотреть, как у тех артистов герои рождаются, а как — у этих. У кого режиссерский театр, а у кого спектакль создается благодаря внутреннему миру актера. Как эти актеры образ ищут, как им помогают режиссеры.

«В лаборатории.» рассказывается обо всех театральных методах. А объединяет их главное, чему своих воспитанников учат педагоги, — умение самостоятельно думать, разбередить себя, докопаться до мельчайших деталей. Быть дотошным в своих поисках, не брать из произведений лишь то, что лежит на поверхности.

Самое полезное, что щукинские преподаватели учили, а не просто требовали. Ольга Пыжова — о ней пишет Марина Пантелеева — так задавала вопросы, что ее ученики не только своих персонажей начинали лучше понимать, но и самих себя.

Почему Весна вышла замуж за Мороза? А сколько пар брюк у Корпелова в спектакле Островского «Трудовой хлеб»? Казалось бы, на что актеру знать, сколько у Корпелова было брюк? Но ведь актер и есть Корпелов, а следовательно, должен знать! Артист просто обязан создать образ, а без него и без этих брюк получается «без образье». А это, пишет уже Юрий Стромов, проблема любого театра.

Смертные боги войны

ВЛАДИМИР ТАНКОВ

Григорий Бакланов. «Навеки — девятнадцатилетние». «Советский писатель», 1980.

. Маленький книгообменник, который время от времени появляется в нашей редакции, дал мне в руки эту редкость. Старое издание в мягкой обложке бережно сохранено в одной из домашних библиотек. Признаюсь, что впервые прочел повесть Бакланова и тронут ею.

Непридуманная, талантливо и взволнованно написанная история жизни молоденького лейтенанта Володи Третьякова — вот что нас ждет. Суровая, точно прописанная даже в мельчайших деталях, проза войны и ее «богов» — артиллеристов (таких же смертных под бомбежкой или жестоким ответным огнем). Герой будет ранен, окажется в уральском госпитале, в городке, где найдет свою любовь. Все так скоротечно, но эти мгновения счастья поистине драгоценны для него. И они дают силы перед возвращением на фронт.

Наше поколение воспитано на книгах о Великой Отечественной войне. Какие-то хочется перечитывать снова и снова. Совсем не разочаровала и открытая мною проза Григория Бакланова. Фронтовик, он, по сути, написал автобиографическую повесть, пусть и назвал персонажей вымышленными именами. Будущий писатель воевал на разных фронтах, освобождал Eвропу, а закончил войну командиром разведки артдивизиона. И своего чистого душой и удивительно бесстрашного героя тоже отправил в разведку. Разве что не придумал для него счастливого финала.

Но это повесть-реквием, где светлое и исполненное святой веры в победу переплетено с трагическим. И не вернувшемуся с войны лейтенанту Третьякову все же не суждено остаться пропавшим без вести.

«Ночью по всему небу ярко светили звезды. Как тридцать с лишним лет назад, сидел он и в эту ночь в размытом окопе, и августовские звезды срывались над ним и падали, оставляя по небу яркий след. А утром за его спиной взошло солнце. Оно взошло из-за городов, которых тогда не было, из-за степей, которые тогда были лесами, взошло, как всегда, согревая живущих».

Психолог лечит волшебством

ОКСАНА ЧEЧEТА

Eкатерина Мурашова. «Класс коррекции». «Самокат», 2014.

Когда семейный психолог Eкатерина Мурашова, известная своими мудрейшими заметками на ресурсе Сноб, написала художественную книгу, ее читатели разделились на два едва ли не воюющих лагеря.

Одни посчитали, что психологу Мурашовой сочинять художку противопоказано и следует оставаться в рамках нон-фикшна, который она пишет профессионально. Мол, образы не раскрыты, получившаяся история нереальна, и вообще, как говорил Станиславский: «Не верю». Другие читатели все же нашли повести «Класс коррекции» применение: эта книга по психологии, только в игровой форме, решили они, отлично подойдет подросткам. Те, пожалуй, лучше взрослых определят, где там правда, а где — художественный вымысел. Все-таки это о них.

Рассказчик — семиклассник Антон — учится в лучшей в городе гимназии. Но при этом — в классе коррекции, где собраны дети, о которых принято говорить «попавшие в трудную жизненную ситуацию»: инвалиды или подростки из неблагополучных семей. Жизнь идет своим чередом — дети смотрят на куда более удачливых ровесников, тянутся к «нормальной жизни», хотят быть как все. Получается плохо, поэтому каждый из них носит панцирь напускного безразличия и даже ожесточенности.

Но потом появляется колясочник Юра, добряк и умница. За ним — талантливый учитель географии. Словом, те люди, вокруг которых хочется сплотиться. И некоторые панцири трескаются, жизнь подростков волшебным образом меняется. В прямом смысле: они могут уходить в свою условную Нарнию, где нет бедных и богатых, где колясочники могут ходить.

. Видимо, лечение волшебством, «прописанное» профессиональным психологом, и смутило скептиков. Впрочем, мне кажется, что от появления этой книги мы все же выиграли, потому что чем больше разной литературы для детей, тем лучше. Можно выбирать.

***
фото:

Поделиться ссылкой:

Оставить комментарий

Размер шрифта

Пунктов

Интервал

Пунктов

Кернинг

Стиль шрифта

Изображения

Цвета сайта