Владислав Крапивин. Тополята бетонного города
Фрагменты из нового романа «Тополята»
Большой объем романа не позволяет выставить в газете все главы. Сейчас придется ограничиться кратким пересказом.
Оказавшись в городе, Кабул узнал от соседей, что «мама Эма» готовит документы для отказа от приемного сына Владика. Ну что ж, он уже готов был к такому исходу. Однако что делать дальше? Омбудсмена Спарина в городе не оказалось, он уехал в заграничную командировку. Кабул нашел прибежище в нижнем этаже абсолютно пустого небоскреба «Зуб». Несколько суток, пока были деньги и еда, прожил там благополучно. А потом, во время драки с хулиганами на берегу пруда, у него украли рюкзак — вместе с деньгами, запасной одеждой и — это самое горькое — лошадкой Свиром. Двое суток Кабул — без еды и без всякой надежды — провел в Зубе. Потом, пошатываясь от голода, вышел на крыльцо. И здесь познакомился с Тенькой. А потом и со всей компанией, обитавшей в «кокпите» дворника Витали…
Продолжение. Начало в NN 218, 226, 229, 232, 235, 242 (2010 г.) и в NN 2, 7, 8, 9 (2011 г.)
СРАЖЕНИЕ
Всемогущий и всезнающий Виталя быстренько разузнал все про омбудсмена Опарина: и номер его телефона (который Кабул не помнил), и когда Игорь Игнатьевич вернется из Штатов. Оказалось, что он задерживается. Впрочем, это было не столь уж важно. Потому что у Витали быстро созрел свой план. Оказалось, что Институт нетрадиционной физики и топологии, у которого открывался в этих краях большой филиал, собирается устроить здесь школу-интернат для ребят со склонностями к этим наукам. Владику Переметову (или Иванову?) там наверняка найдется место.
— Но у меня же никаких склонностей…
— Да? — с ехидцей сказал Вита-ля. — А кто здесь распространялся о Конфигурациях пространств? Это и есть нетрадиционная топология. Не исключено, что за ней будущее нашей цивилизаци.
— Если рассуждать философски, — вставил Жох и ловко увернулся от кулака Эвки Полянской.
Кабул действительно рассказывал Витале и ребятам про Конфигурации. И вообще про все. Про свои невеселые приключения, про планету Землянику, про маленького коня Свира… И было сперва удивительно, а потом уже привычно, как хорошо слушают его самые разные ребята — от Жоха, который почему-то считался у взрослых отпетым субъектом, до маленького Егорки Лесова — бесстрашной личности с неулыбчивыми глазами.
Здесь, в компании Виталиного Кокпита, у Кабула словно распахивалась душа. Потому что он понимал: никто не засмеется, никто не предаст. Он раньше и не знал, что есть на свете такие ребята…
И все же про маму он им не сказал. Вернее, сказал только Теньке.
Однажды вечером они сидели на оконечности Косы, у развалин водной станции. Оранжевый от солнца хребет Сити отражался в синей воде. Засигналил Тенькин телефон:
— Мама, наверно, домой зовет? — понимающе сказал Кабул.
— Ага… — бормотнул Тенька. Ему каждый раз было неловко, что у него есть мама, а Кабул — полный сирота. Но Кабул вдруг откинулся спиной к бетонной стенке, натянул на колени разлохмаченные края бриджей и, глядя перед собой, проговорил:
— Тень… а у меня тоже есть мама.
— Где? — осторожно спросил Тенька.
— Не знаю. Но точно есть. — И он рассказал.
Теньке это можно было рассказать. Он был не просто один из друзей, а человек, «знающий о Свире». Это оказалось их общей тайной. Тенька однажды поведал Кабулу свои сны о красной игрушечной лошадке, и оба пришли к согласию, что эта лошадка — Свир.
— Только все так запутано, — подосадовал Тенька. — Непонятно, где он теперь? Или остался в рюкзаке, когда его украли на берегу, или был рядом с Зубом, когда мы с тобой повстречались.
— Наверно, рядом с Зубом. Похоже, что старался увести меня подальше от опасности. Но непонятно, почему не дался мне в руки. Обиделся на что-то?
— Наверно, он еще вернется.
— Хорошо бы… А то без него иногда такая грусть.
Но это была в те дни единственная грусть Владика Переметова. Он верил, что дальше у него не будет несчастий. А пока он жил у Витали, там «приглядывала за ребенком» Алена. Видимо, от хорошей жизни Владькины волосы начали быстро отрастать, и превратились из арестантской стрижки в симпатичную золотистую щетку.
Вернулся Опарин, пообещал уберечь Кабула от неприятностей, когда его начнут разыскивать приемные родители и «всякие опекунские деятели». Но пока никто не разыскивал. Похоже, что «слегка потрепыхались для порядка» (по словам Витали) и забыли. Потому что мало ли таких мальчишек в Империи.
Впрочем, про Империю Кабул никогда не думал — как и она про него. Но был случай, когда в одну из хороших минут он сказал:
— Тень, а я знаю теперь, где моя родина.
— Где?
— В этих дворах.
Тенька, Шурик Черепанов, Кабул, Данька Сверчок и Эвка Полянская купались на оконечности Косы. И был с ними Дед-Сергей, только он не купался, а сидел под солнышком у фундамента водной станции. Щурился с усмешкой, поглядывая на «брызги-визги». Наконец купальщики выбрались на травку, попрыгали, вытряхивая воду их ушей, обсыхая и натягивая одежду. И вдруг ударил звон!
Тревожно гудел сигнальный рельс. Потом отозвались другие рельсы и колокола.
Оказалось, что у въезда на Косу остановился пыльный фургон с надписью «Зелентрест». От него шли вразвалку несколько мужичков с бензопилами на плечах, с приставной лестницей и веревками.
Далеко не прошли. На пути встала шеренга. Беззаботные такие ребята, улыбчивые и. решительные. И откуда взялись? Вроде бы за минуту до того студентов на Косе было всего человек пять.
— Вы куда, работнички топора? — сказал паренек с рыжей курчавой шевелюрой и в такой же рыжей футболке. Артур.
— Вы ошиблись адресом, — поддержал его худой очкастый юноша (в школе был, наверно, «ботаником»). — Фронт работ у вас не здесь, а в саду у мэра.
— Ты нам нашу работу не указывай, глиста очкастая, — добродушно отозвался небритый дядька в брезентовой куртке с той же надписью, что на фургоне (похоже, что бригадир). — У нас производственный наряд: спилить, разделать, сложить в штабеля.
— В другом месте, пожалуйста, — улыбчиво попросил рыжий.
— Ну-ка, посторонитесь, школяры, — с ноткой угрозы попросил бригадир.
«Школяры» не посторонились. Они сплели руки на уровне плеч. Бригадир оглянулся на фургон.
— Эй, защитнички! Здесь проблема! Как и ожидали!..
Два дюжих попзоповца в сизо-пятнистых робах прыгнули из машины и не спеша двинулись к шеренге. Тихо позвякивали наручники, пристегнутые к поясам. Качались подвешенные к запястьям дубинки.
За первой шеренгой студентов появилась вторая. Это повыскакивали парни из трех подлетевших к берегу моторок. Тоже сплели руки.
Мальчишки и Эвка оказались между двумя шеренгами. Сунули головы сквозь строй первого ряда. Здесь же оказался и Дед-Сергей. Он вежливо раздвинул двух студентов и встал впереди. Вскинул острый подбородок.
— Приказываю разойтись! — потребовал попзоповец с одинокой звездочкой на офицерском погоне.
Дед-Сергей поднял руку, она слегка тряслась.
— Товарищи, что вы делаете! Эти тополя посадили ветераны! Это наша история!..
Бригадир пояснил с ухмылкой:
— Дед, история кончилась вместе с военными юбилеями. Ветеранам пора на печку, а люди должны работать. Как там в вашей старой песне: «Трудовые будни — праздники для нас…»
У Дед-Сергея покраснела тощая морщинистая шея.
— Ты наших песен не пел! И наших деревьев не сажал! И не суйся к ним… лесоруб ушибленный!..
Бригадир, видать, любитель был поспорить.
— Такая жизнь, дедуля! Сажают одни, пилят другие.
— А взятки за это получают третьи. Ваши начальнички, — отбрил «ботаник». — О вами-то поделились? И с доблестным ПОПЗОПом?
— Еще раз требую разойтись! — тонким голосом завопил попзоповский командир. — Вы оказываете сопротивление сотрудникам правопорядка!
— Сопротивление беспределу! — так же громко ответил рыжий Артур. — На это каждый имеет право!
Командир и его помощник-старшина взяли дубинки наизготовку. Быстро, почти рысцой, двинулись к шеренге. Лица у них были «никакие» — как деревянные плашки. Будто у теток из «ювеналки». Попзоповцы успели замахнуться.
Студенты были, видать, парни не промах. Сначала полетели от шеренги дубинки, затем их владельцы. Старшина даже сделал кувырок назад. И сразу оба вскочили. Командир поднес к губам рацию:
— Пост! Вызываю наряд! «Ботаник» оглянулся.
— Шли бы вы, ребятки, отсюда.
— Шпарьте к моторкам, пусть вас отвезут подальше, — посоветовал
Артур. — И вы, Сергей Сергеич.
Дед-Сергей упрямо шевельнул плечами, и умело крутнул в руках трость. А мальчишек и Эвку те, кто стояли сзади, ловко взяли за плечи и отодвинули за себя. Студент в ковбойской шляпе и малиновых шортах посоветовал:
— Мотайте к лодкам, сейчас тут может быть всякое…
Конечно, к лодкам они не «умотали». Эвка первая подала пример: взлетела по наклонному стволу до нижних сучьев и уселась там, нахально болтая ногами в кружевных желтых гольфах. Мальчишки тоже полезли на тополя. Шурик вскарабкался по бугристому стволу, протянул руку Теньке. Они оказались в развилке. Тенька уселся в ней, а Шурик забрался повыше.
Сквозь листья Тенька видел на соседних деревьях Кабула, Сверчка, Эвку. И. вдруг его сжало тоскливым воспоминанием. Словно такое уже было! Где, когда?.. И он вспомнил. Дед-Сергей рассказывал! Как сыпались, «будто груши», с деревьев подстреленные мальчишки. Полвека назад, в городе Новочеркасске.
Страшно не стало, нет. Но Тенька почувствовал всей душой, что сейчас такое может случиться и здесь. Он встал в развилке и взялся левой рукой за горизонтальный сук. Было почему-то очень тихо. И Тенька вдруг услышал отдаленный звон гитары. Наверно, это лишь чудилось, но он различил и слова: Тополек — тонкий очень,
Кто срубил — не поймешь.
Он лежит на обочине,
Как убитый Гаврош…
Защипало в глазах и тепло стало в груди. Он понял, что ни за что в жизни не отдаст врагам эти тополя, Косу, зеленые дворы, весь мир, где живут он и его друзья.
… Рядом с фургоном «лесорубов» остановился еще один, только не серый, а тускло-синий, с костляво-крылатой эмблемой. Из него повыскакивали фигуры, похожие на роботов или крестоносцев, — в круглых шлемах и с большущими серебристыми щитами. Встали в линию. К ним подскочил помятый попзоповский командир, показал на студенческий строй дубинкой (успел подобрать). У «роботов» тоже появились дубинки — у каждого сбоку от щита. Металлические существа ударили дубинками о щиты. Сделали шаг. И снова ударили, и снова шагнули. Дружно так. Эти удары заглушили в Тенькином сознании гитарную песню. Но зато… зато вдруг пришла мысль: наверно, это все-таки не роботы! Если с них стряхнуть доспехи, покажутся на солнце обыкновенные люди. Пускай вроде попзоповцев, но живые же! Вдруг им что-то можно объяснить?
По крайней мере, он должен был попытаться!
Из развилки уходила железная труба — к тополю на другом краю Косы. Толщиной со взрослую руку. К ней когда-то подвешивали качели. До земли было метра четыре. Тенька ступил на трубу и пошел по ней. Мало кто решился бы на такое, но для него — легонького, не боящегося высоты — это было ничуть не трудно. Он дошел до середины трубы, встал очень прямо. Со стороны казалось, что щуплый мальчишка затрепетал на ветру, как сиреневый флажок.
Щиты надвигались. Тенька вскинул руки.
— Послушайте! — сказал он сквозь жестяные удары и шум в ушах. — Ну, вы же, наверно, все-таки люди! Послушайте! Зачем вы на других людей.
И в тот же миг он раз и навсегда понял: они не люди.
Щиты врезались в шеренгу студентов, замелькали дубинки, взлетели крики над сумятицей шлемов и волосатых студенческих голов. Тенька увидел, как на блестящий шлем опустилась трость Дед-Сергея, как два робота выкручивают руки рыжему Артуру. Потом Дед-Сергея сбили с ног, он исчез в гуще тел. Тенька услышал над собой вскрик Шурика и бросился в схватку.
… Нет, он даже не бросился, а сначала взмыл над головами и, раскинув руки, стал планировать вниз, целясь на край щита, которым был сбит Дед-Сергей. Планировал неторопливо и в тишине — так ему казалось. И, наконец, ухватился за край щита. Рванул. А подошвами ударил в круглый стеклянно-металлический шлем. Тут же крепкий удар выбросил его из свалки, чем-то острым ободрало ногу. Следом вылетел Шурик, он держался за окровавленный локоть. Шурик сразу вскочил, кинулся назад, туда, где оставался его дед. Тенька бросился за ним, запнулся, упал, на миг увидел над собой Кабула. Ударили выстрелы. Один, второй.
И замерло все. Даже дубинки застыли в воздухе.
Нет, стреляли не попзоповцы, не «роботы». В стороне от схватки, вскочив на дощатый ящик, стоял со вскинутой рукой подпоручик внутренней службы Куликов. Над рукой подпоручика вился синий дымок. Тенька не сразу сообразил, что в кулаке Михаила Аркадьевича — пистолет. К участковому подскочил встрепанный командир-попзоповец. Его нарукавная нашивка была полуоторвана.
— Вы кто?! Почему стрельба?!
— Уведи своих костоломов, — ровным голосом велел Куликов. В тишине это было слышно отчетливо.
— Кто вы такой?!
— Я участковый уполномоченный этих кварталов. Здесь частная территория. Она куплена Обществом «Эксперимент» Института НФТ. Лишь их представители имеют право здесь распоряжаться. И рубить деревья.
— Какой к чертям НФТ?
— Вот такой. Вадим Вадимыч, покажите этому… вояке документы.
Неизвестно откуда возник низенький человек в белом костюме. Протянул листы.
— Вот свидетельства и договор. Уже целые сутки, как это владения института. А то, что совершили вы, называется рейдерство и бандитизм.
— Фильтруй базар-то, доцент, — неуверенно сказал попзотовский командир. — У нас был приказ.
— Точно так же говорили пленные эсэсовцы, когда отправлялись на виселицу, — разъяснил Михаил Аркадьевич. Спрятал в кобуру пистолет и шагнул с ящика. — За пострадавших ответите сполна.
— Это ты ответишь за стрельбу!
— Не тыкай, когда говоришь со старшим по званию!..
«Роботы», пятясь, отходили к фургону. Куликов проводил их глазами. И пообещал:
— А за ребятишек с вас спросится вдвое.
— Их кто просил соваться?! — завопил «однозвездный» командир.
Но участковый уже не смотрел на него. Спросил у кого-то:
— Скорая пришла?
Оказалось, что пришла. Длинная машина с красными крестами стояла за фургоном «лесорубов». Два санитара понесли к ней на носилках Дед-Сергея. Шурик бросился следом. Тенька за ним. И увидел, что сбоку плывут еще одни носилки, и на них. Кабул! С запрокинутой головой, с белым лицом и закрытыми глазами. Носилки с Кабулом вдвинули в машину первыми. Потом — с дедом. Шурик рванулся за ними. Высокий черноусый дядька в белом халате ухватил его за плечо.
— А ты куда?
— Это мой дедушка!
— А! Ну, поехали. Рванулся и Тенька:
— Я тоже с ними!
Усатый медик быстро пригляделся.
— Можешь и сам по себе. Вон как изукрасил конечность.
По Тенькиной левой ноге сбоку тянулась широкая кровавая полоса. С нее капало. Висели кусочки кожи. «А почему-то не больно.»
МАМИНО СЕРДЦЕ
Пока ехали, девушка в халате наскоро забинтовала Теньке ногу. А Шурику — локоть. А Тенька все смотрел то на Дед-Сергея, то на Кабула. У обоих были закрыты глаза. Но дед недовольно сводил брови и шевелил губами, а Кабул выглядел неживым.
Путь оказался недолгим. В километре от Карпухинского и Макарьевского дворов сохранилось еще одно старинное место: укрытый в саду белый особняк с колоннами. Там располагался Госпиталь ветеранов войны и труда. Усатый врач на скорой решил, что раз пострадавший старик — ветеран труда, в этот госпиталь ему и дорога. А мальчишек — туда же заодно. Не возить же их по разным больницам. Поколесили по переулкам и въехали в решетчатые ворота сада. Подкатили к самому крыльцу. Носилки сразу понесли по длинному коридору. А ребят не пустили.
— Но как мы узнаем, что с ними?! — дернулся Шурик.
— Узнаете, когда надо, — пообещала строгая дежурная медсестра. — Ну-ка пошли со мной, герои.
Она привела их в пахнувший йодом кабинет. Там уже другая медсестра, молодая и жизнерадостная, заново и капитально перебинтовала Теньке ногу, получилась обмотка от «выше колена» до косточки. А Шурику снова обработала локоть. Затем она вздернула на Теньке и без того куцую штанину и воткнула ему укол против столбняка. И Шурику.
— Посидите здесь, на кушетке, надо посмотреть, не будет ли какой-нибудь реакции на прививку.
Они сели рядышком. Шприцы и сыворотка их ничуть не испугали, последствий укола они тоже не опасались. Отчаянно тревожило другое: что там с дедом и Кабулом.
— Нету никакой реакции! Можно мы пойдем? — не выдержал Тенька.
— Ну, гуляйте, гладиаторы. Они выскочили в коридор и — вот удача-то! — увидели Виталю! Когда рядом Виталя, многие трудности становятся пустяками. Надо же — все узнал и успел, куда следует!
Рядом с Виталей стояла обширная медноволосая дама с толстым носом и пушком на подбородке. В белом халате, конечно.
— А, вот они! Кто здесь внук профессора Черепанова?
— Я! Он живой?
— Вполне. Полежит у нас денька три. У него несколько ушибов и небольшая аритмия… Пройдет.
— А Кабул? — сказал Тенька. — То есть Владик Переметов?
Женщина посмотрела на мальчишек, потом на Виталю.
— Владик, Владик. Я вот уже объясняла вашему другу. Дело не в потасовке, куда он угодил.
Он и без того мог оказаться в больнице в любой момент. Чудовищное нервное истощение. Как он вообще держался на ногах. Следовало бы его в детский стационар, но… учитывая то, что рассказал Виталий, я оставлю мальчика у нас.
— А он пришел в себя? — выговорил Тенька.
— Пришел. Но пока очень слаб.
— Повидаться нельзя? — без надежды спросил Тенька.
— Пока нельзя. Может быть, через несколько дней. Узнавайте в справочном. И марш домой. Вам надо залечивать собственные раны. Виталий, попросите их родителей, чтобы выдрали добрых молодцев за излишнее геройство.
— Обязательно.
Когда вышли на крыльцо, Виталий объяснил:
— Это Эсфирь Львовна Голубец, заведующая отделением. Боевая тетка. Ее боятся все чиновники в мэрии и сам Блондаренко. И даже начальник госпиталя. Никакие менты и ювенальщики Владьку у нее не получат, не бойтесь.
— Был бы жив… — сумрачно отозвался Тенька.
У Витали на поясе затренькал мобильник. Виталя послушал, оглянулся на Теньку.
— У тебя что, не работает телефон?
— Я. не знаю. — Тенька выдернул мобильник из кармашка на бедре. Тот был раздавлен. -Ой. вот.
— Ясно… Мать разыскивает тебя по всему свету. Что-то у нее с сердцем.
— Что?! Это она звонила?
— Какой-то мужчина. Оборвалась связь. Шурик, доберешься пешком. А я отвезу Теньку.
У ворот стоял обшарпанный, известный всем ребятам Виталин «мотозавр». Коляска была забита каким-то барахлом.
— Садись сзади.
Тенька вскочил на седло, вцепился в кожаное кольцо. Рванулись, понеслись. Ветер ударил по ногам, откинул волосы.
«Скорее, скорее, скорее! Ну, скорее же!!!»
Вот подъезд! Лифт, конечно, отключен. Кто придумал это громадное количество ступеней? Слава Богу, дверь не заперта.
Мама полулежала, откинувшись на подушки. А у постели сидел… кто?
Отец.
Что это? Значит, в самом деле, так плохо, если он примчался?
— Мамочка, что с тобой?!
Она слабо улыбнулась навстречу.
— Да все уже прошло. Где тебя носило, непутевая голова? Я чуть с ума не сошла.
— Это ты из-за меня?
— Из-за всего понемножку. Господи, что у тебя с ногой?
— О которой? А!.. Ободрал маленько.
— Это называется «маленько». И рубашка будто с мусорной кучи. Надеюсь, это не там, где тополя? Соседи прибежали с новостями.
— Конечно, не там!
Мама стала прежней мамой. Приподнялась.
— Степан! Не ври.
— Ну… маленько «там». Чуть-чуть. Ничего же не случилось, только царапина.
— Я надеюсь, что ты возьмешься за него всерьез, — сказала мама отцу.
— Обязательно, — ответил отец. Так же, как недавно Виталя.
Тенька смотрел и. чувствовал, что нет у него ни обиды на отца, ни досады, ни горечи. Наоборот. Чувство, похожее на то, какое было во время давнего путешествия на озеро.
— Па-а. А ты нарочно приехал? Из-за мамы?
— Глупыш ты, Тень, — устало сказал папа и потер виски. — Как бы я успел, если приступ случился час назад. Нечаянно получилось. Приехал по делам, решил навестить вас. А тут такая история. Ну, вызвал неотложку, они сказали: ничего серьезного. Поволновалась, пока пыталась вызвонить тебя.
— Гад я. — искренне сказал Тенька.
— Не смей так выражаться!.. — привычно возмутилась мама. -Сходи на кухню, принеси из холодильника минералку.
— А что?! Тебе опять плохо? Мама засмеялась:
— Ох и паникер. Просто хочется пить.
Тенька, сверкая забинтованной ногой, ускакал, сунулся по плечи в холодильник, отыскал откупоренную бутылку, глотнул из нее и вернулся. Встал на пороге. Мама опять полулежала на подушках, а отец пальцем гладил не ее щеке ветвистый коричневатый шрам.
Оба посмотрели на Теньку.
Тогда он, скрутив неловкость, стукнул холодной бутылкой по колену, глянул исподлобья.
— Па. А ты к нам просто так, мимоходом, или… теперь будешь приходить почаще?
Стараясь говорить сердито, отец объяснил:
— Не буду я приходить… потому что больше не уйду. Вас опасно оставлять без присмотра.
Тенька подошел. Дал маме бутылку. Она глотнула из горлышка, улыбнулась, глянула на Теньку поверх стекла. Тенька постоял рядом с отцом. Положил на его плечо ладони. Лег на кисти рук щекой.
Продолжение следует.