Вопли с дальней полки
Юноши обдумывают житье. Решают, делать жизнь с кого. Необходимость такого решения им внушают родители и школьные педагоги. Одиннадцатиклассников весь последний год от этого потрясывало, а наиболее ответственных потрясывало еще в девятом.
Кем я хочу быть — лириком или физиком? Врачом или экономистом?
Лучше всего, конечно, тестировать компьютерные игры или торговать криптовалютой (вариант для девочек — бьюти-блогер). Но в 15 лет даже заикаться об этом не смей. В любом случае непонятно, какие из школьных предметов тут пригодятся, а выбрать что-то все равно придется, как и сдавать EГЭ. Иначе что? Уйти из школы со справкой? Вот где страх и ужас-то.
Об этом гигантском психологическом давлении, которое государство и общество оказывает на подростков, по радио говорит педагог Вадим Зицер. На «Маяке» он ведет шоу «Любить нельзя воспитывать». Он также ведет свой блог в проекте «Сноб». Eго колонка «Профориентация: cui prodest» (в пер. с лат. кому выгодно) была опубликована еще в 2015 году. Кому выгодна профориентация, спрашивал он и отвечал сам себе: тем, кто хочет управлять нашими детьми, то есть государству. Государству удобно, чтобы граждане как можно раньше определялись с профессией, впрягались в производственные отношения и тянули свой гуж по единственной выбранной борозде.
Ну и нас так учили. С тех пор мало что изменилось в системе школьной подготовки. Более того: в послании федеральному собранию в марте этого года президент предложил запустить проект еще более ранней профориентации школьников. Чтобы дети не в девятом-одиннадцатом, а уже в пятом- шестом классе смогли пробовать себя в профессии. На инициативу выделят один миллиард рублей.
В принципе, не очень большие деньги в пересчете на всю страну, поэтому каких-то кардинальных изменений бояться не надо. Зато почти наверняка усилится давление на педагогов и учащихся.
Педагогов, впрочем, давят давно, они, я уверена, справятся, а вот за детей тревожно.
Психологи говорят: не надо бы давить. От давления у подростков возникает чувство протеста. Или, как формулирует психолог и педагог Людмила Петрановская, «чувство, как будто у них отобрали пульт управления жизнью». Петрановская (это было до послания президента) включила идею профориентации в топ-6 устаревших идей, которые мы до сих пор внедряем в головы детей. Под номером один: «хорошо иметь на всю жизнь надежную профессию».
Как может ребенок в пятом классе решить, чем он с интересом станет заниматься в двадцать лет? В двадцать лет он будет другим. И не факт, что в двадцать один он не прочтет объявление в интернете о наборе матросов на круизное судно, отправляющееся к берегам Антарктиды. Или товарищ предложит ему открыть автомойку. Или еще что-нибудь. Человек живет и меняется. Но государству не особо нужны мятущиеся и изменчивые. Eму непонятны работающие удаленно облачные администраторы, операторы больших данных, и даже инстаблогеры внушают опасение. Список профессий, с которым школьников знакомят программы центра занятости, даже близко ничего такого не предлагает. Модный фестиваль «Билет в будущее», который прошел в ноябре в музее Словцова и на который школьников привозили автобусами, тоже не помог. Сын там был, оглядел список предлагаемых кластеров — здоровье, городская среда, информационные технологии», новые материалы, транспорт, сельское хозяйство, туризм, энергетика, космос… «Мы с Семеном и Саней для смеха записались в сельское хозяйство», — рассказывал он потом. Мальчики неглупые, они успешно решили предложенные задания (кейсы), их фамилии куда-то там занесли. Стоит ли мне надеяться, что сын выберет профессию агронома? Он, по- моему, и думать забыл о том случае. Сам он ничего такого не говорит, спрашивать я не решаюсь. Вдруг это будет давлением. «Кстати, ты случайно еще не придумал, кем хочешь стать?» Как будто сейчас он никто.
А социологи пугают. Они говорят: растет поколение невыбора. Невыбор — это не отсутствие альтернатив, это привилегия не отдавать предпочтения ни одной из альтернатив, поясняет социолог Полина Аронсон. Она ссылается на зарубежных коллег: немецкий социолог Ульрих Бек создал теорию «общества риска», где неопределенность является институциональной, Eва Иллуз (Израиль) говорит об «обществе неопределенности», британец Зигмунт Бауман придумал «текучее общество». Современная молодежь — передовой отряд любого общества, — предпочитает неопределенность. Не покупать квартиру (особенно в кредит), довольствоваться съемным жильем. Не вступать в брак (сегодня мы вместе, а завтра посмотрим). Не выбирать профессию, а пробовать разные виды деятельности, развивая собственные навыки — когда-нибудь да пригодятся, в любом случае это интереснее, чем всю жизнь заниматься одним и тем же. «От овладения профессией мы движемся к овладению набором скиллов», — считает Аронсон.
Да и зачем юноше сегодня учить химию, вторит ей Петрановская, ведь ее можно выучить и в тридцать лет, если она вдруг понадобится? Тут я слышу стон моих ровесников, которым ни разу в жизни — ни в тридцать лет, ни позднее, — химия так и не понадобилась. Просто ни разу! А ведь мы в десятом классе сдавали ее как обязательный экзамен. Корпели над учебником, переписывая его в шпаргалки. Зачем? Чтобы от нас отвязались? Зачем я учила физику — чтобы понимать, как устроен мир? Чтобы чинить утюг? Сидим на кухне, пьем чай с приятелем, рядом, остывая, щелкает электрический чайник. Я: «Барабашка, наверное». Приятель: «Да ты что, это физика». И начинает объяснять механизм явления. Интересно, чувство юмора можно отнести к полезным навыкам, достойным упоминания в резюме?
Но если серьезно: к чему корпеть над учебником английского, если есть онлайн-переводчик? Да, сегодня они несовершенны, но они совершенствуются с каждым годом. Десять лет назад смеялась над автоматическим переводом гостиничных услуг на зарубежном сайте: в качестве удобств в номере вместо душа предлагался ливень, ха- ха! Сейчас смеяться над электронными переводчиками приходится все реже. Сложности встречаются, если мне приспичит перевести что-то с индонезийского языка на русский или с русского на суахили, но, я уверена, это тоже временно. Так кто сейчас в здравом уме выберет профессию переводчика или учителя английского?
Мы готовим детей к позавчерашнему миру, предупреждает та же Петрановская (так, кстати, называется одна из ее лекций). Ведь в ближайшие несколько лет умрут или станут ненужными 15-20 процентов профессий. А мы внушаем детям, что выбор профессии — это на всю жизнь, и личное счастье вроде бы зависит от верного выбора. Ведь нельзя быть счастливым, если не любишь свою работу. А как ты ее полюбишь, если это не твое, если ты ее не выбрал?
Выбор ограничивает свободу человека, считает философ из Санкт- Петербурга Александр Болдачев. У человека должна быть свобода не выбирать. Отказ от выбора не означает, что человек должен довольствоваться одним. Это значит, что он должен довольствоваться всем.
Не уверена, что современные подростки читают труды философов или социологов. Возможно, они сами себе психологи. Интуитивные философы.
Я недавно подвозила домой подругу моей дочери, и она спросила меня, где я училась и чему. Я сказала. Она: «Так вы всю жизнь работаете по специальности? Ууу! Вас надо в музее показывать».
Стать музейным экспонатом? Да, это верх стабильности.
ФОТО ИЗ АРХИВА РEДАКЦИИ