Очень долгая дорога к храму
В январе 1989 года, 30 лет назад, вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий 30-40-50-х годов».
Амнистия
Принимая такое решение, партийно-советское руководство не представляло масштабов политических репрессий и процесса пересмотра архивно-следственных дел в отношении граждан, осужденных по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР и кодексов союзных республик (за контрреволюционные преступления — 14 составов).
Процесс реабилитации имел свои взлеты и падения. Первый его этап начался с 1953 года, сразу после смерти Сталина. Уже 24 марта первый заместитель председателя Совета министров СССР и одновременно глава объединенного МГБ и МВД маршал Лаврентий Берия направил в Президиум ЦК КПСС письмо, в котором указал, что из 2526402 заключенных ГУЛАГа лишь 221435 являются «особо опасными государственными преступниками». В подавляющем большинстве, считал Берия, «заключенные не представляют для государства серьезной опасности».
28 марта 1953 года была объявлена широкая амнистия. В считанные недели многочисленные лагеря покинули почти 1200000 заключенных. Но под «бериевскую» амнистию не подпадали осужденные по политическим мотивам.
«За отсутствием состава преступления»
После ареста и расстрела Берии и особенно после XX съезда КПСС (март 1956 г.), осудившего «культ личности Сталина», начался этап персонального, «точечного» — по заявлениям родственников — пересмотр архивно-следственных дел в отношении граждан, арестованных НКВД в 30-е годы.
Такой процесс был выигрышным для Никиты Хрущева и его окружения. Их внутренние побудительные мотивы объяснялись, я думаю, не состраданием и покаянием (Хрущев, Молотов, Маленков, Каганович, Ворошилов тоже подписывали расстрельные списки невиновных — А.П.), а инстинктом идеологического сохранения: «Лучше это сделаем мы, чем вместо нас кто-то другой».
По официальным данным, с 1953 по 1961 годы пересмотрены дела в отношении 737182 человек, что составило 19 процентов от всего количества репрессированных по политическим мотивам. Оставались нерассмотренными дела 3116718 человек, или 80,9 процента.
Методика процесса хрущевской реабилитации такова: по поступавшим в прокуратуру заявлениям запрашивались из территориальных органов КГБ архивно-следственные дела и проводилась дополнительная проверка (изучались документы, допрашивались свидетели и бывшие следователи НКВД). Затем в суды вносились надзорные протесты, которые рассматривались президиумами республиканских-областных судов с принятием постановлений: «решение… в отношении… отменено, производство дела прекращено за отсутствием состава преступления».
Явно избирательный характер этой кампании по пересмотру репрессивных дел проявился в выборе жертв сталинского террора: преимущественно коммунисты-руководители партийных советских органов, верные и послушные исполнители политики партии на местах. К таковым относился Николай Немцов — первый председатель исполкома Тюменского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в 1918 году, расстрелянный через 20 лет в Москве по вымышленному обвинению, будучи уже членом Верховного суда РСФСР.
Или Платон Лопарев, считавшийся красным партизаном во время Гражданской войны на тобольском Севере, арестованный НКВД 9 сентября 1937 года в Тобольске и расстрелянный 9 июля 1938 года в Омске.
«Десять лет без права переписки»
Так НКВД отвечал на запросы о судьбе Лопарева его жене Клавдии Петровне Дорониной. После 1956 года она в очередной раз обратилась в Прокуратуру СССР с заявлением о реабилитации мужа.
«.Мне, — писала она, — до настоящего времени ничего о нем не известно, хотя объявленный мне срок его заключения истек в 1947 году. Я знаю Лопарева с 1918 года, как стала работать фельдшерицей в с. Самарово, ныне Ханты-Мансийск. Он числился тогда инструктором-кооператором, а на тобольском Севере хозяйничали колчаковцы. Все, кто сочувствовал советской власти, скрывались в лесах. При отступлении колчаковцев из Тобольска на пароходах по Иртышу на Томск Лопарев организовал красный партизанский отряд, который участвовал в ликвидации здесь колчаковщины и бандитизма 1921 года. Я тоже служила в этом отряде медсестрой. С 1920 года состояла в ВКП(б), исключена в 1937 году в связи с арестом мужа.
Моя семья была предана советской власти. Отец и старший брат были организаторами Совета в 1918 году в Демьянске. Брата и сестру-революционерку расстреляли колчаковцы. После ареста мужа я испытываю недоверие со стороны органов. Мои дети многое пережили из-за изъятия отца. Сын Юрий Лопарев погиб в 1944 году в боях за Родину.
Прошу пересмотреть дело Лопарева и снять с нашей семьи недостойное пятно врагов народа».
Следственное дело в отношении Лопарева искали долго. На все запросы прокуратуры учетно-справочные отделы КГБ отвечали: «Сведений нет». Тогда к розыску дел подключился Тюменский обком КПСС. Приближалась 40-я годовщина Октябрьской революции, и в условиях разоблачения культа личности Сталина партии требовались пострадавшие от произвола тирана герои. Таким тогда виделся Лопарев. Поэтому Президиум Тюменского облсуда 13 апреля 1957 года решение «тройки УНКВД Омской области от 27 июня 1938 года в отношении Лопарева отменил и дело прекратил «за отсутствием состава преступления».
В брошюре «Борцы за победу Великого Октября», изданную в феврале 1958 года, Лопарева представили «замечательным военачальником, видным организатором и руководителем партизанского движения на Обско-Иртышском Севере». В Тюмени, Тобольске и Ханты-Мансийске его именем назвали улицы. Дорониной вручили обманное «свидетельство о смерти мужа 10 июля 1938 года в местах заключения от инфаркта миокарда», еще через 10 лет, к 50-летию Октября, ее наградили орденом Красной Звезды.
Кровавая арифметика
Сейчас известно, что в статистике политического террора (с 1918 по 1990 г.) по обвинению в государственных преступлениях осуждено 3853900 человек, 827995 из них приговорены к расстрелу) особое место занимают два года — 1937 и 1938.
За эти два года Большого террора было осуждено судебными и внесудебными («тройка», Особое совещание НКВД) органами по обвинениям политического характера 1345000 человек, или 35 процентов от общего их числа за период 1918-1990 годов.
Eще более впечатляющая картина по статистике приговоренных к смертной казни из их числа. Всего за весь советский период их было 827995. На 1937-1938 годы приходится 682000 (или свыше 82 процентов).
Эту страшную статистику представил 2 августа 1992 года журналистам в пресс-центре Министерства безопасности Российской Федерации начальник отдела регистрации и архивных фондов МБРФ генерал-майор Краюшкин. Однако большинство СМИ обошли тогда этот брифинг гробовым молчанием. Одним эти цифры показались слишком большими, другим — слишком маленькими.
В итоге газеты и журналы различных общественно-политических направлений предпочли не публиковать этот материал, утаив тем самым от своих читателей общественно значимую информацию. И только газета «Известия» разместила под заголовком «НКВД — расстреливал, МБРФ — реабилитирует» (3.8.1992) подробный отчет о брифинге с указанием приводимой там статистики.
В Тюменской области с входящими в ее состав автономными округами с 1920 года осуждено по политическим мотивам более 22000 человек, из них приговорены к расстрелу 7290.
«За нарушения социалистической законности»
Жена начальника УНКВД Западно-Сибирского края комиссара госбезопасности 3-го ранга Сергея Миронова (Король) — Агнесса вспоминала, как однажды первый заместитель наркома внутренних дел командарм 1-го ранга Михаил Фриновский рассказал им о беседе со Сталиным: «Как-то он вызвал меня. «Ну, — говорит, — как дела?» А я набрался смелости и отвечаю: «Все хорошо, Иосиф Виссарионович, только не слишком ли много крови?» Сталин усмехнулся, подошел ко мне, двумя пальцами ткнул в плечо: «Ничего, партия все возьмет на себя».
Но Сталин умер 5 марта 1953 года. Фриновского и его начальника — наркома внутренних дел СССР и генерального комиссара госбезопасности Николая Eжова еще раньше, 4 февраля 1940-го, расстреляли как ненужных свидетелей сталинских преступлений. Брать ответственность за эти преступления против собственного народа КПСС не собиралась.
По представлениям прокуратуры в партийные органы виновными в массовых арестах и расстрелах, пытках арестованных, фальсификациях следственных дел в партийном порядке «за нарушения социалистической законности» признали бывших руководителей территориальных органов НКВД и наиболее «усердных» в выбивании вымышленных «признательных» показаний следователей и оперработников. Их исключали из КПСС и отправляли на пенсию.
Так и по Тюмени — начальников горотдела НКВД Николая Петрова (1935-1938), УМГБ по Тюменской области Сергея Соловьева (19501954), УВД Тюменского облисполкома Семена Лысова (в 1937-1939 гг. оперуполномоченный Ялуторовского райотдела НКВД) и исполнителей расстрельных решений «тройки» УНКВД Омской области Скардина, Ляпцева, Акимова, Беречинова, Бурдина.
При рассмотрении архивно-следственных дел в отношении расстрелянных в чекистских подвалах граждан и о местах их тайных захоронений родственникам не сообщалось. В выдаваемых им «свидетельствах о смерти указывалось: «.умер в местах заключения от. стенокардии, диабета, туберкулеза. (в зависимости от фантазии чиновника в погонах). Это санкционированное руководством КПСС вранье дорого обойдется потом в 80-е — 90-е годы коммунистической партии и ее идеологии.
Вместе с тем, по требованию прокурора Тюменской области, старшего советника юстиции Георгия Пономарева, местное УКГБ, возглавляемое полковником Александром Северухиным, провело в июле 1960 года осмотр западной части бывшего Затюменского кладбища, «отведенной исполкомом Тюменского горсовета для НКВД». Сторож кладбища Трофим Косков показал это место захоронения расстрелянных в подвале здания горотдела НКВД на углу улиц Республики и Семакова: «в 150-200 метрах между асфальтовым заводом и комбинатом коммунальных предприятий, в 30-40 метрах от ж/д, идущей от электростанции в сторону территории завода».
При случайном обнаружении останков жертв политических репрессий и невозможности их сокрытия предлагалось легендировать обстоятельства возникновения таких захоронений.
Послание из 1937 года
Такое событие случилось в Тобольске. 17 июля 1976 года при рытье котлована под фундамент новой поликлиники были вскрыты два захоронения. При их осмотре найдено до 8-10 фрагментов человеческих скелетов, истлевшая одежда и обувь. А в кожаном кисете — монеты 1932 года, металлическая оправа от очков и казеиновый гребень. На нем адрес: «Слесарная, 19. Даниловой». И текст: «Прощайте, милые мои. Бесконечно целую вас: Лара, Неля, Шура и мама. Ночью жду расстрела. Тяжело умирать безвинно. Взятый 8.9.36, приговор 23.10.37».
***
фото: Тюмень, День памяти жертв политических репрессий — 30 октября 2018 года. ;;