И безумно прекрасен собою…
Сегодня такой длинный был день. И вчера длинный. Мы как будто перемещаемся на машине, замедляющей время: у нас день идет за два. В поездках это обычное дело.
Как у Грэма Грина в «Путешествии с тетушкой», где один из персонажей, узнав о своей неизлечимой болезни, купил многокомнатный особняк и каждую неделю переезжал из комнаты в комнату. И прожил гораздо дольше, чем предрекали врачи.
Вчера мы выписались из хостела «Топчан», сердечно попрощавшись со всеми его обитателями, поехали на такси в аэропорт, зарегистрировались на рейс до Нукуса, прошли досмотр, посидели в накопителе, постояли в очереди к выходу на летное поле, потом опять немного посидели. Потом сдали билеты и вернулись в тот же хостел. Со словами: «Здрасьте, мы уже вернулись из Нукуса».
Они удивились и как-то даже не обрадовались. Стали говорить о том, что, мол, это плохая примета — возвращаться. Но мы не виноваты, что в ташкентском аэропорту нет вайфая и мы не могли забронировать какой-нибудь другой хостел. И уж тем более не виноваты в том, что в Нукусе туман и рейс отложили до утра. Что в нашем случае равносильно отмене. Ведь мы хотели слетать всего на один день, взглянуть одним глазком на Аральское море.
Сегодня утром мы опять выехали из «Топчана» (попрощавшись уже не столь сердечно) и отправились в горы, целый день гоняли там, а вечером вернулись в другой отель — и как будто нас два дня в Ташкенте не было. Что-то странное происходит со временем. Какой-то пространственно-временной континуум. Не очень понимаю, что это, но звучит подходяще.
Такси для поездки в горы лучше арендовать на «пятаке». Так называется место, где тусуются частные извозчики. В Ташкенте несколько таких точек. Например, с пятака на Куйлюкском рынке снаряжают машины в Фергану, Наманган и Андижан, от метро «Алмазар» — в Ургенч и Навои. А в горы едут от метро «Буюк Ипак Юли» (не спрашивайте, что это). При нас там было несколько свободных машин. Водитель, чья была очередь ехать, сам подошел к нам. Поначалу он показался каким-то неприятным, недружелюбным, но дорога длинная (около восьмидесяти километров отделяют Ташкент от ближайших гор), так что слово за слово, и вот мы уже вполне себе весело чирикаем. Я сижу элитно, на переднем сиденье рядом с водителем, потому что у меня в руках фотокамера, так что в основном я и разговариваю. Что вижу — о том и разговариваю. Вижу деревья — спрашиваю, что за деревья. Оказывается, чинары. Ничего себе, какие высокие. Честно говоря, по строчке «и чинара притулилась под скалою» из песни Сергея Никитина я представляла, что чинара должна быть маленькая и кривая. А почему столько автоинспекторов? А потому что сегодня суббота, президент, возможно, поедет на дачу. Eго дача как раз по этой дороге.
Проехали стадион «Пахтакор». Муж с заднего сиденья спрашивает, кто сейчас чемпион Узбекистана. «А я даже не знаю, — отмахивается водитель (кстати, его зовут Даврон). — Футболом не интересуюсь: слишком плохо играют. Надоело расстраиваться». (Правильный ответ: ташкентский «Локомотив»).
Потом я пристала к Даврону с вином, допытываясь, какое вино в Узбекистане считается самым элитным. Тот сказал честно: не пью я вина. И только я подумала: ну, молодец, нашла ведь что спросить у мусульманина! — как таксист пояснил: «Мужчины в Узбекистане пьют в основном пиво и водку».
Мы выезжаем из города, и на горизонте появляются горы. «Это уже Чимган?» — с непередаваемой интонацией Ослика из мультика про Шрека («Мы уже приехали?») интересуется муж с заднего сиденья. А? Что? Нет еще, говорит Даврон. Он думает, мы спрашиваем про пункт нашего путешествия — горнолыжный комплекс «Чимган». Ну а так да, перед нами отроги горного массива Большой Чимган в Западном Тянь-Шане. Даврон рассказывает смешной случай. Eсть у него друг по прозвищу Черный. Потому что кожа у него не белая (как у всех, видимо, узбеков), а намного темнее. И вот однажды в машину к Даврону сел афроамериканец. Откуда взялся, не совсем ясно, но «темнокожий, как баклажан», и немного говорящий по-русски. Eдут они, едут, и тут Даврона гениальная мысль посетила. «А давай, — говорит он пассажиру, — поедем сейчас к одному парню, и ты ему скажешь: «Привет, племянник!» И тот обалдеет». Позвонил Черному, сказал, что родственника везет, а остальное — сюрприз, и договорились встретиться на остановке. А дальше все как по маслу, и Даврон с пассажиром довольные поехали дальше, а Черный остался стоять с разинутым ртом.
С чего это мы заговорили о темнокожих? Стали перечислять традиции разных народов, связанные с модификацией тела и кажущиеся нам с Давроном совершенно чуждыми: тугое бинтование ножек у китайских и японских девочек, кольца на шее у женщин-жирафов в Мьянме и Таиланде, натягивание нижней губы на глиняный диск у женщин народа мурси, тоннели в ушах. Вот про тоннели того темнокожего парня Даврон и вспомнил. «Противно, — говорит, — смотреть было».
Говорим об обычаях и можно ли узбечкам носить мини-юбки, а особенно много о правилах дорожного движения, зверствах ГИБДД и, конечно, автомобилях. Девяносто процентов всего автопарка страны — это автомобили марки Daewoo, которые здесь же и собираются (правда, теперь, после банкротства южнокорейского концерна, уже под другими торговыми марками). Девяносто процентов из этих девяноста процентов имеют кузов белого цвета. Цветные машины продаются хуже и, как правило, дешевле.
Мы сказали, что у нас первая машина была «дэу-тико», а Даврон как закричит: «Ааа, я тоже ездил на такой! У меня тоже она первая была». Потом мы перешли к достоинствам и недостаткам «нексий» и «эсперо», а после обсудили и автомобили российских марок, а тут Даврон возьми да и спроси, какая у нас машина сейчас. Муж покосился на меня и говорит: «А. у нее БМВ». Про себя даже не стал говорить. «Старая, — поспешила я уточнить (мне неловко, мы же только что торговались с Давроном из-за тысячи сумов), — шесть лет уже езжу». А была новая? «Ну да, — мямлю я, — но вы понимаете, у нас же зима! Нам нужны машины не большие и красивые, а надежные!» Вранье: я выбрала БМВ, потому что она красивая и быстрая, а для зимы она как раз не слишком удобна из-за заднего привода.
Разговор о машинах мы завели после Бельдерсая. Это горнолыжный центр в одноименном урочище и одноименный же подъемник. Пока мы стояли в очереди на подъемник, наблюдали, как машины пытаются припарковаться на скользком склоне. Без проблем заехала только «нива», а вот «мерседес» вообще не смог, покатился вниз и чуть не въехал в другую машину. Eще несколько автомобилей так же бесславно дали здесь задний ход. Очередь только что ставки не делала, пока не пришел мужик с ведром песка.
Канатка на Бельдерсае длинная (два с половиной километра) и страшная, кресельного типа: сидишь над пропастью, а под ногами лыжники мааленькие! И сноубордисты. От внезапного падения в пропасть тебя удерживает только металлическая перекладинка, как на карусельках в горсаду (да и там конструкция кажется понадежней). Боишься уронить что-нибудь. Телефон, фотокамеру. А с детьми вообще страшно. Хорошо, что мы без детей. Не думала, что когда-нибудь скажу такое.
Кресельная линия поднимает нас с отметки 1500 метров до 2350. Наверху только снег, буфет и платный туалет. Меня чуть не сбил с ног чокнутый лыжник. Я только сошла с канатки и смотрела в видоискатель фотокамеры. Через длиннофокусный объектив я видела дальние вершины гор, облака, верхнюю станцию бугельного подъемника — но только не типа в желтой куртке, несущегося прямо на меня. В последний момент я отвела камеру от лица и даже успела проворно отскочить. Хотя мне несвойственно. А лыжник упал там, где я стояла. Он специально рухнул, чтобы не врезаться в меня. Ну и незачем было так нестись. Люди же кругом.
Вопреки моим ожиданиям, подавляющее большинство пассажиров канатной дороги не лыжники и не сноубордисты. Люди поднимаются наверх посмотреть на снег, они валяются в снегу, играют в снежки, делают миллион селфи, лепят микроскопических снеговиков (на большее терпения нет), пьют чай в буфете — и спускаются обратно. На промежуточной станции настоящие лыжники и сноубордисты терпеливо ждут, не появится ли свободное кресло. Что поделать, сегодня суббота, выходной у ташкентцев.
Но самый ад ждал нас на Чимгане. Этот курорт всего в семи километрах от Бельдерсая, но здесь в сто раз больше людей и машин. Как ни хотелось подняться на знаменитую гору, очередь на подъемник нас отвратила от этой затеи. Мы на Бельдерсае стояли час, а там людей было в четыре раза меньше. Что понравилось на Чимгане, так это лошадки, неработающая карусель, а еще кафе «Канадка» у выхода с канатной дороги. Креативное название. А может, случайно. Так в Армении чуть не на каждой автомастерской красуется вывеска «Ходавик».
Eдем дальше, через Меловой перевал в Бричмуллу. Видно, что места тут курортные: сплошные санатории, профилактории и детские оздоровительные лагеря разной степени ветхости. Летом, говорят, тут чудесный климат, никогда не бывает слишком жарко. А сейчас даже слишком холодно, ветер сбивает с ног.
В Чарвакском водохранилище воды на донышке, но Даврон меня предупреждает, что захватывать в кадр мостик, в узком месте перекинутый через рукотворное озеро, нельзя: это стратегический объект. Да кто увидит меня в машине на таком расстоянии?! На это Даврон живописует мне всякие ужасы про разбитые камеры и изъятые карты памяти. Ладно, не очень-то и хотелось.
В Бричмуллу мы едем просто отметиться. Да, мы тоже любим эту песню и с удовольствием поем при каждом удобном случае. Любопытно, что Даврон даже не стал спрашивать, зачем нам в Бричмуллу. Знает нашего брата российского туриста. Довез нас до дорожного указателя «Бурчмулла» (так правильно называется этот кишлак на склоне горы у водохранилища), сфотографировал и повернул машину назад. Потому что вечер уже скоро, пора молитвы. Так он сказал. Но как-то невнятно.
ФОТО АВТОРА
***
фото: «И Чимган освещает дорогу мою»;Вдоль дороги продают яблоки;Дорога спускается к Чарвакскому водохранилищу;Молодые ташкентцы фотографируются на фоне водохранилища;Позор – упал на глазах у всей канатки;Канатная дорога на Бельдерсай;На верхней станции канатной дороги.