Читаем Бунина в попытке вызвать дождь
Шесть соток
Сегодня я в шляпе. И в платье. И гостья нашей рубрики, писатель Eлизавета Ганопольская, одета тоже вполне респектабельно. Мы приехали на дачу не трудиться, а ради приятной беседы. Кстати, вы не думали, что слово собеседник означает «человек для совместного приятного времяпрепровождения в беседке»?
Поскольку Eлизавета Михайловна писатель, то наш разговор о литературе. Но поскольку мы на природе, то и говорим о природе в литературе. Тема вообще-то обширнейшая, хотя пейзаж пришел в литературу достаточно поздно, в XVIII веке. В древних литературных памятниках никаких описаний природы не было, ведь человек был неотделим от природы, не противопоставлял себя ей. Кому бы пришло в голову расписывать сгущающиеся над головой тучи или часами следить за муравьишкой, который тащит соломинку? За лягушкой в кувшине со сметаной? Нет, это пришло позднее и предположительно имело целью вызвать у читателя некие переживания. Мне, однако, кажется, что усилия авторов, расписывающих в красках восход или солнечные блики на поверхности речной заводи, пропадают зря: гораздо приятнее посмотреть один раз на восход и сходить искупаться. Почему мы так любим природу и так не любим про нее читать, чего нам не хватает?
— Может, это возрастное, Eлизавета Михайловна? Мне недавно попалось на Ютубе старое выступление молодого стендапера из Белоруссии, он как раз на эту тему шутил. Вроде как он рассказывает другу про прогулку с барышней в парк, а тот: «О, расскажи подробнее про парк». Зал гогочет, и правда ведь смешно. Неужели бывает момент, когда человек добровольно достает с полки «Кладовую солнца»?
— Я была нормальным читателем и пропускала описания природы в книгах, а обязательное чтение про природу считала наказанием. Не понимала, почему превозносят Тургенева. Однако я знаю читателей, любивших книги про животных. Сама я тоже прочла какое- то количество: про коней, про бобров, про олененка Бемби.
— Книги про животных это немного не то. Я в детстве любила Сетона-Томпсона и плакала над судьбой его героев. Там — характер, обстоятельства. А у лютиков-цветочков какие обстоятельства? Я перебиваю? Простите.
— Наверное, я Сетона-Томпсона тоже читала. И плакала. Но все равно не любила. Избегала такого чтения. Животные — это все равно что люди в книгах. Но мне нравилось читать про людей как людей. Меня всегда интересовали люди. Я ненавидела тему сочинений «Описание природы у…». Чтоб они были здоровы! Но вот однажды, небывало жарким августом 2016 года, я спасалась чтением Тургенева. И на этот раз не пропускала описания природы. Наоборот, читала их внимательно, вдумчиво, наслаждаясь. Это было чувственное наслаждение. Может, и вправду, возраст подошел? Я замечала за собой смещение интереса и в живописи. Например, я не понимала пейзажей и очень долго не понимала натюрмортов (которые, вопреки названию «мертвая природа», все-таки живописуют жизнь), зато обожала рассматривать портреты и жанровые сцены. А потом меня все больше стали привлекать пейзажи, причем желательно такие, где вовсе нет людей, где мир выглядит свободным от человека, где дома зарастают зеленью, улицы пустынны, высоко поднимаются травы и деревья стоят, свободно раскинув ветви. Может быть, к этому меня подтолкнуло благоустройство Тюмени: все меньше в городе старых деревьев и зарослей кустарника.
Я думаю, что связь с возрастом существует. Допустим, есть и среди совсем юных читателей любители описаний природы, но большинство же ценит сюжет. И, кстати, так и не вырастает из сюжетности, предпочитая книгам кино и прочая. Но постепенно просыпается интерес к подробностям, плюс просыпаются воспоминания о детстве, о большом зеленом мире, где так славно жилось, плюс замедляется ход жизни, скорость проживания, и это тоже обращает человека к природе, человек как бы синхронизируется с природным циклом. Или так: человек больше устает, больше ценит тишину, звуки природы и все вот это вот. Соответственно, милый сердцу мир он ищет и в книгах (если читает) как подтверждение тому внутреннему прекрасному миру, который ему грезится.
— Я недавно доросла до батальных сцен. Взялась читать «Ведьмака» Сапковского, и к седьмой книге меня вдруг накрыло: как классно он описывает боевые действия! А вот описания природы не могу даже припомнить примера, чтобы мне понравилось. Разве что в поэзии: «И шкуру его украшает волшебный узор,// с которым равняться осмелится только луна// дробясь и качаясь на влаге широких озер». Но это было в юности, а сейчас бы меня ужасно разозлило слово «влага». Это из-за заметок про ЖКХ, авторы пытаются не писать слишком часто слово «вода» и ищут к нему синонимы, а в результате мы читаем, что из кранов на улице Энергетиков вот-вот побежит «живительная влага».
— Нивы сжаты, рощи голы, от полей туман и сырость… Строки о природе, заученные в детстве, сейчас выскакивают из памяти сами. Хотя память у меня не улучшилась, до сих пор забываю названия, фамилии авторов. Я как раз подумала попутно: а как с батальными сценами? У меня не было интереса к ним, да так и не возникло. Все индивидуально.
— Существуют ли какие-то направления внутри этого жанра? И как, кстати, его назвать — буколический? Флористический? Натуралистский?
— Понятия не имею, какие направления существуют внутри… А внутри чего, стихов о природе? Я не знаю стихов о природе. Я вспоминаю строки о природе в стихах о чем-то большем, чем описание природы. Ощущаю запахи, температуру воздуха, вижу лес и поле так, будто там прямо сейчас нахожусь.
— Помню, как мы со старшей дочерью во втором, кажется, классе учили наизусть стихотворение Бунина «Розы»… Учили вместе, потому что ребенок мне пожаловался, что не может запомнить четвертую строфу. Я засучила рукава и пошла помогать. И погрузилась в ад, потому что строфа звучит так: «Порою шумно пробегали// Потоки ливней голубых,// Но солнце и лазурь сияли// В прозрачно-зыбком блеске их». Помню, что я предлагала Сонечке представить стаю голубых собак, как они шумно пробегают. У нас как раз две собаки тогда жили. Шумно было.
— Я тоже прошла через ужас заучивания незаучиваемых стихов со своими детьми. И тоже пыталась всяко. В конце концов дети просто тупо запоминали. Но то, что заучивала я, сразу же рисовалось в воображении, потому и помню. С прозой так не получается. Наизусть не помню.
— Не могу привести пример прозаического произведения, чтобы меня глубоко тронуло описание природы! Разве что трилогия Сигрид Унсет про Кристин, дочь Лавранса. Там долгая-долгая зима, суровый быт, а потом вдруг наступает весна, и тут автор очень чувствительно описывает норвежскую природу, как зацветает все и сразу, словно бы торопясь выполнить годовую программу за пару летних месяцев. У нас ведь тоже так, когда в саду почти одновременно цветут яблоня, слива, вишня, черемуха и сирень. Или вот помню описание жуткой пурги, где главный герой, тоже норвежец, потерял младшего брата. Маленькая ручка выскользнула из его руки, и все — брат в ту же секунду пропал из виду, бегай потом, кричи — бесполезно. Больше никто его не видел: он потерялся и замерз.
— Описания природы — они же везде есть. Даже в детективах! Я полюбила перечитывать Мегрэ — там всегда есть погода, краткое, но точное описание состояний природы, с ощущением тепла и холода, сухости и влажности, аромата цветения, дождя и ветра. Перечитывать Сименона про Мегрэ, конечно, а не Мегрэ. Это описание, оно для чего нужно, если вдуматься? А оно для того нужно, чтоб вместе с героем протопать всеми маршрутами, жить медленно, а не стремительно. Описания погоды и природы в детективе подчеркивают обыденность происходящего, несмотря на его остросюжетность. И одновременно эти описания дают нам ощутить хрупкость, мимолетность и потому высокую ценность жизни. У лучших авторов — так.
От автора. На днях я добровольно достала с полки «Кладовую солнца».
ФОТО ВИКТОРИИ ЮЩEНКО
***
фото: