О чем рассказала бы Лесобаза
Картинки прошлого
Алексей Распопов, бурильщик, рассказывал мне, как бригада Семена Урусова обустраивалась в Шаиме, где потом нашли первую нефть:
— Прилетели в поселок лесников и пошли, как цыгане, по домам: не пустят ли на квартиру…
Цыганский способ поиска крыши над головой знаком каждому, кто прошел через северные командировки в районы пионерного освоения. И мне тоже. У озера Леушинский туман, когда строили нефтепровод Шаим — Тюмень. И позже на одной из буровых Тазовской нефтеразведки у поселочка Нямбойто. И где-то в лесотундре, тоже у геологов-буровиков — точка не обозначена, но сейчас на этом месте город Новый Уренгой. Eще лет через пять или семь — в тайге, в двухстах километрах к северу от железки на Нижневартовск — сейчас там город Ноябрьск… Где- то теперь стоит мост через реку Тромъеган. А где был настоящий «бидонвилль» — сейчас город Надым. Порой просыпаешься в балке и просишь ножницы: за ночь волосы примерзли к ледяному болту, выступающему из стены…
Быт начального этапа Великого Освоения! Каково было с ним не просто встречаться, а жить? Когда на трех уровнях стандартного балка три климатические зоны. Под потолком — почти тропики, под тридцать по Цельсию. На лавке первого яруса — легкая, скажем, прохлада. На полу — ниже нуля, в тазике под рукомойником ледяной конус — накапало за ночь и замерзло.
Дома…
…Картинки прошлого всплыли в моей памяти, когда я стоял перед бывшим домом N 107 на улице Камчатской.
Дома уже не было. Груда, в которой высвечивались обломки фанеры — бывшей обшивки деревянных блоков. А в середине этой кучи, утонув в ней выше гусениц, размахивал ковшом экскаватор и загружал кузов самосвала.
— 50 машин уже вывезли. Будет еще, пожалуй, тридцать, — заметил руководитель этой дезинтеграционной операции Андрей Ачинович из компании «Дело техники».
Компания — один из подрядчиков на расчистке улицы Камчатской (сокращенно — Камчатка), которая подлежит ликвидации. По причине ветхости и аварийности жилья.
Эта улица в районе Лесобазы отработала свое. Eе дома, двухэтажные, деревянные, иные из бруса, иные, как 107-й, из фанерных панелей с наполнителем, расселяют и после — ломают.
.и люди
.Сносят дом, в котором еще вчера жили люди. А вокруг, кажется, еще витают чьи-то воспоминания, всегда грустно. Во всяком случае, мне было грустно.
— И мне грустно, — говорит Наталия Ивановна, с которой мы здесь случайно встретились. Она живет неподалеку и возвращается домой с внучкой, обходя обломки 107-го с наветренной стороны. Подальше от пыли, которую подымает экскаватор. Наталия Ивановна много работала поваром, сейчас на пенсии. Лет 15 назад ее семья купила квартиру на улице Камчатской. Говорит, что ей здесь нравилось — квартира со всеми городскими удобствами. И огородик рядом. Сразу город и деревня — без шума городского. Отношение к грядущему переезду (еще не завтра!) спокойное. Eе дом тоже износился, порой пол под ногами проваливается. А сейчас досаждают крысы и мыши, которые от разрушенных домов перебегают в жилые. У Наталии Ивановны квартира в собственности, поэтому согласно правилам ей положена выплата стоимости имущества.
А экскаватор грохочет, не останавливается. Андрей Ачинович рассказывал: когда взялись за 107-й дом, жильцов уже не было. Некому было сказать, что под домом выкопан большой погреб. Тяжелая машина провалилась, пришлось помучиться, вытаскивая…
Пейзаж вокруг фантастический: пять или шесть двухподъездных, мрачных, с темными окнами домов стоят вокруг, словно смотрят, как уничтожают их собрата. Смотрят и молчат. Сюр какой-то!
Улица корчится безъязыкая.
Eй нечем кричать и разговаривать…
Я оглядываюсь: никто не прощается с домом, никто не стоит с печальным лицом. Неужели все эти дома уже расселены и нет рядом ни одного близкого человека, только мы с фотографом? Посторонние, чужие этой Камчатке.
Фотограф показывает куда-то в сторону:
— Кажется, там в окне я вижу лицо…
Всходим на крыльцо — дверь в подъезд не заперта. В коридоре чисто, нет следов поспешного отъезда, о каких говорил распорядитель работ — забытых или просто брошенных вещей. Когда-то окрашенные, а сейчас вытертые деревянные ступеньки ведут на второй этаж. На стене — электрощит с окошечками, в одном мигает красный огонек.
Здесь живут!
Стучу. Какое-то время тихо, потом дверь открывается. В проеме — старая женщина в домашнем халате. Валентине Ивановне 86 лет. Живет здесь с самого начала поселка. Сейчас — в ожидании переезда.
— Можно вас сфотографировать?
— Не надо. Я сегодня не очень хорошо выгляжу…
Валентина Ивановна спокойна и неспешна. Мы желаем ей доброго здоровья и прощаемся.
…Экскаватор как заведенный продолжает ритмичный танец: движение назад, поклон, движение вперед, ковш идет вверх, еще шаг вперед — ковш распахивается — содержимое с грохотом валится в кузов самосвала (оказывается, это парный танец!)… Все па повторяются сначала.
Делаем еще один снимок на прощание; низкое зимнее солнце как украшение висит среди ветвей большой ели. Eе посадили когда- то в центре жилого квартала, который сейчас сносят.
Неумолимое уравнение
Складки прошлого этой тюменской окраины хранят некоторые подробности одной из героических саг XX века. Истории тюменского нефтегазового освоения.
Конечно, Лесобаза и собственно Камчатка не играли в той пьесе главную партию. Но без них не обошлось. Не могло обойтись.
Какова же роль Лесобазы в освоении? Это изготовление деревянных домов. И бревенчатых, и щитовых, детали которых делались в Тюмени, а собирались дома уже за сотни или тысячи таежных километров. То есть именно аспект человеческого обустройства, а не добычи нефти и газа. Хотя понятно, что одно без другого невозможно. Но, как написал об этом московский журналист и поэт Борис Вахнюк: «…и очень нам нужно построить дом там, где не было его…»
Итак, чтоб добывать нефть, необходимы люди. Людям необходим дом — обустроенный поселок или город. Чтобы построить город или хотя бы поселок — опять необходимы люди, которые где-то там (предположим, на Лесобазе в Тюмени) изготовят детали будущих домов. Но и для них нужна крыша над головой… Мне кажется, я логично обосновал необходимость создания Камчатки. Где бы она ни находилась. Так происходит освоение: начинается на улице Камчатской или где-то еще и заканчивается тоннами нефти, отправленной в трубопровод.
Такое неумолимое уравнение. Оно, кстати, хорошо читается на страницах второго тома документального сборника «Нефть и газ Тюмени». Конечно, на первом месте в каждом документе, на каждой странице — нефть и газ. Освоение, развитие, рост добычи. А затем и государственные задачи, которые решались за счет тюменских миллионов тонн. И хлеб из Канады. И стиральные порошки из Германии или откуда-то еще. И трубы фирмы Манесманн, для строительства газопроводов. И трубоукладчики «катерпиллер». И многое другое.
И никакого Когалыма?
Конечно, Миннефтепром пытался решить задачи освоения по-своему. Лелея мысль об автоматизированных промыслах, о вахтовом методе. Мол, необязательно строить для добычи нефти большие города с их большими проблемами, как на большой земле. От крупных руководителей, таких как Рэм Вяхирев, тогда начальник Тюменьгазпрома, а позднее — министр, мне самому приходилось слышать, что жизнь на Севере вредна для человека, а для женского здоровья в особенности. А нефтяной министр Шашин и с трибуны пленума Тюменского обкома партии (20 января 1970 года) прямо ставил в пример бакинских нефтяников: «Мы там не строили ни города, ни поселки». И особенно предлагал учесть этот опыт при освоении Самотлора и ряда других месторождений. «Я думаю, что вы не сделаете здесь никакой базы, никаких поселков…»
А теперь посмотрим на карту большой Тюменской области. Ни городов, ни поселков. Ни Когалыма, ни Лангепаса, ни Ноябрьска?
Местная власть считала иначе. В декабре того же года первый секретарь обкома партии Борис Щербина опубликовал в «Экономической газете» статью, в которой назвал «главным тормозом на пути роста нефтегазовой промышленности» — слабость строительной индустрии. Что в последние годы в области не сооружались предприятия, обеспечивающие нужды строительства, «практически нет мощностей полносборного домостроения». По-моему, уже горячо…
И тогда на Север, в пионерные поселки, ставшие сегодня городами, пошли брусовые и щитовые дома. Я видел, как в Надыме строили первый панельный пятиэтажный дом, как на бетонной плите, между третьим и четвертым этажами, написали: «9-й пятилетке — первый дом. Комсомольцы Надыма». Дом покрасили, надпись исчезла, но, думаю, многие в Надыме могут точно показать, где она была.
Задачу строить дома для Севера поручили и объединению «Тура». Но сначала привезли (видимо, «выбили» и получили по фондам) дома для рабочих будущего производства. Так появилась в Тюмени Камчатка — извините, улица Камчатская. История которой сейчас заканчивается. Но вправе ли мы забывать ее?
ФОТО АНАСТАСИИ БОГДАНОВОЙ И ИЗ АРХИВА ГАЗEТЫ
***
фото: Балки первого этапа освоения;«Танец» экскаватора;Наталия Ивановна с внучкой;Осиротевшая елка.