Почерк как искусство
Давид Оганян четыре года учился в художественной школе, пять лет занимался граффити, но два года назад нашел себя в каллиграфии.
— У меня с детства был красивый почерк. Потом уже в художественной школе меня научили азам композиции, граффити стало для меня элементом самовыражения. А потом я увидел публикацию художника Покраса Лампаса в инстаграме и подумал, что это что- то интересное. Тогда я впервые узнал о том, что такое современная каллиграфия, и подумал, что хочу изображать что-то похожее, — рассказывает Давид.
Начал с того, что несколько месяцев с утра до вечера работал в прописях, пытался копировать известных творцов. Изучал основы букв, их структуру. Со временем начал работать над созданием своего стиля, отходя от канонов. Но в становлении мастера практика — это лишь одна из составляющих.
— По маминой линии в моей семье были художники. Думаю, что это на мне сказалось. Все-таки существует в этом плане какая-то преемственность.
— Многие художники и музыканты обижаются, когда им говорят, что они всего достигли только благодаря таланту. Будто месяцы и годы практики не играют роли. Ты на такое не обижаешься?
— Нет, но я не могу не согласиться с этим мнением. Талант и практика — вещи равноценные. Но талант не появляется просто так. Благодаря генам во мне было заложено стремление к искусству, какие-то наклонности к творчеству и прочее. А мои старания сделали меня тем, кто я сейчас.
— Комиксист Алексей Жуликов говорил о комиксах как о литературе, сопряженной с изобразительным искусством. Можно ли сказать то же самое о каллиграфии?
— Мне кажется, что здесь намного сложнее. Все уходит в самое начало письменности, первых изобразительных знаков, и это своего рода передача информации, это история и множество языков. Здесь скорее не литература, а сам язык является составляющей, и таких составляющих очень много.
— Eсть такое направление, как визуальная поэзия, где существующий стих, коим может являться даже одно слово, семантически дополняет визуальная форма. Можно ли приравнять к этому каллиграфию?
— Думаю, да. Это уже ближе к истине. Хотя мне пока сложно об этом судить. Я не уделяю должного внимания искусству и его пониманию, мне нужно это наверстать.
— Каллиграфия — это ведь не только краски и чернила на бумаге. Это и роспись стен, одежды, человеческих тел. Пробовал что- то из этого?
— Да, я расписываю стены, бью татуировки. Хочется расширять свой потенциал в этом плане. Выпустить свой мерч.
— А в татуировках ты на чем тренируешься?
— На людях. На коже намного сложнее работать. Пробовал еще на искусственной работать, но это совсем не то. Пробовал на свиной, но она невкусно пахнет.
— Ты зарабатываешь на этом?
— Не особо. Обычно ко мне обращаются друзья друзей. Но для меня сейчас главное — это именно возможность попробовать себя где-то. Хотя в будущем я бы себе пожелал коммерции. Хотел бы этим зарабатывать на жизнь. Но пока амбиций, наверное, не хватает.
— А разве коммерция не убивает искусство?
— Что-то в этом есть. Выражение «всегда оставайся голодным» — символ творчества. Это заставляет стремиться к большему. Но думаю, что сложившегося человека коммерция не уничтожит. А деньги на расходные материалы всегда очень нужны. Хочется попробовать множество разных холстов, красок и маркеров, но все это недешево. Хочется организовывать перформансы, но здесь тоже все упирается в деньги. Поэтому возникает некая двойственность. Финансы одновременно и дают стимул, и ограничивают.
— У Николая Гоголя в повести «Шинель» главный герой Башмачкин старательно выводит буквы, имея даже любимые. Он буквально замкнут в мире букв. Можно ли сказать так же о каллиграфе?
— Да. Люди, которые этим занимаются, зачастую останавливаются именно на этом направлении. Я раньше изображал людей, предметы, но как увлекся каллиграфией, то все. Она завораживает. Прежде чем сделать что-то стоящее, ты можешь десяток листов выкинуть и смять, лишние элементы портят. Eще я зациклился на своем видении букв, на своем стиле, который пытаюсь довести до идеального.
— Чем твой стиль отличается от других?
— Об этом должны говорить люди со стороны, которые даже не разбираются в этом. Да, в своих шрифтах я подражаю кому-то, это неизбежно. Но все же стараюсь выразить именно себя.
— А что бы тебе хотелось, чтобы люди говорили о твоем творчестве?
— Красиво стелешь. Я не против того, чтобы каждый вкладывал в мои рисунки свой смысл. Некоторые, глядя на современную каллиграфию, даже не разбирают букв, но это нормально. Здесь самое главное — это композиция. Поэтому каждый может увидеть в моих работах что-то свое.
— Что тебя вдохновляет?
— Сложно назвать что-то конкретное, но больше остального — смерть, ее неизбежность. Мы так по-разному к ней относимся. А страх смерти — сильная эмоция, которая заставляет тебя двигаться. Он в каком-то смысле творит жизнь.
— Как ты тогда относишься к тому, что люди, которым ты сделал тату, даже на смертном одре будут с твоими рисунками на теле?
— А я думал об этом. Мне кажется, что это круто. Капля моего творчества в творчестве каждого человека.
— В каком это смысле?
— Мне кажется, что жизнь каждого человека — это его творчество. Не обязательно все должно упираться в музыку или изо, искусство — это даже ритм жизни. Все предметы вокруг нас — это плод воображения человека, это чье-то творчество. Поэтому можно сказать, что каждый человек — это симбиоз разного искусства, как своего, так и чужого.
ФОТО АВТОРА
***
фото: Самая масштабная работа Давида Оганяна.