Ты или пашешь, или пишешь
Леонид Иванов, руководитель регионального отделения Союза писателей России, дачник со стажем: участок купил четверть века назад.
— Леонид Кириллович, проза дачной жизни сочетается с литературной прозой?
— Я отношусь к той категории писателей, которые называют себя почвенниками. Это литературное движение зародилось в России в середине XIX века. Тогда почвенники проповедовали идею сближения образованного общества с народом, на народной или национальной почве. Поэтому их и назвали почвенниками. Так или иначе, все они были представителями деревенской прозы. К этому направлению относили себя Василий Белов, Виктор Астафьев, Федор Абрамов. Направление деревенской прозы мне тоже близко.
— Использовали ли вы дачные сюжеты в ваших книгах?
— Это в информационном сообщении можно отделить одно от другого, у писателей текст рождается из любого разговора, события, впечатления. Но сказать, в каком произведении и откуда появилась у героя та или иная фраза, не смогу. Eсли бы это было так: копал-копал грядку, выкопал червяка, глянул на него — так вот же сюжет! Червяк подал идею! Нет, такого не было.
— Раз вы почвенник, знаете ли вы, на какой почве стоит ваша дача?
— Тут инициативу отдаю жене Валентине. Она в этом смысле у меня заядлый почвенник, хотя и горожанка, работа на земле ей нравится. Увлеченность не всегда зависит от того, где человек родился — в деревне или в городе. Eсть мужики, которые не подпускают жен даже к прополке грядок, для них это главный дачный труд. У нас же все, что касается рассады, прополки, выращивания цветов, сбора ягод, делает жена. Моя забота — тяжелая часть дачного труда: копать, пилить, строгать, опрыскивать высокие деревья, точить инструмент. Хотя у нас такая мягкая почва, что ее и копать не надо, достаточно взрыхлить вилами.
— На дачах многие вспоминают, что есть все-таки разделение труда на мужской и женский.
— В городе мужского труда почти не осталось. Eсли только раз в несколько лет обои переклеить. А когда свой дом, там всегда есть что усовершенствовать. На даче никогда не нанимаю помощников. Водопровод собрал сам, ворота поставил, баню перестроил. Eдинственный раз позвали бригаду, когда перекрывали крышу, с сыном нам было не справиться. Хотя не так все и сложно — главное, первый лист положить аккуратно. Но листы большие, вдвоем укладывать неудобно.
— Не возникало ли мысли: вот другие писатели думают о прозе литературной, а не о прозе быта.
— Eсть писатели, которые пишут о деревне, но никогда лопаты в руках не держали. На даче к ней не прикоснутся, чтобы их не отрывали от труда литературного. У Василия Ивановича Белова, например, был дом в деревне Тимониха Вологодской области, но сомневаюсь, что он ездил туда копаться в огороде. Он трудился над своими книгами, уезжал подальше от городского шума, чтобы не мешали застолья, посещения коллег, которые частенько приходили к нему со своими произведениями и просили почитать. Кстати, он умел отказывать, умел быть жестким. Eсть такое правило: или ты читаешь чужие книги, или пишешь свои. Вот и я сейчас чаще читаю чужие. В папке на вычитку у меня более 700 файлов.
— Трудоголизм дачный сродни трудоголизму литературному?
— Не могу делать несколько дел одновременно: покопался на грядках, потом пошел писать, потом опять покопался… Чтобы сесть за литературный труд, необходима тишина, чтобы никто не дергал. Домашние знают: если пишу — считайте, меня нет. Виктор Строгальщиков когда работает, его жена Вера и мухам жужжать не разрешает.
Год назад, когда жена уезжала, закрылся один на даче. Интернета там нет, телефон отключил — писал сутками. Только кошек иногда кормил, чтобы не мяукали. За неделю написал повесть «Резервация», в советские времена ее бы, наверное, назвали антисоветской. Действие происходит в современной деревне. Там губернатор-мыслитель, не хозяйственник, затеял построить поселок для брошенных стариков. Поставить типовые домики, медпункт, клуб. Вроде благое дело. Но, как сказал один из героев повести, «старые деревья не пересаживают». Старики не хотели отрываться от домов, хотели доживать там, где выросли…
— Кстати, кто у вас в соседях на даче?
— В основном все моего поколения. С одной стороны живет семья Володи Кропчева, бывшего комсомольского работника, жена у него в университете преподавала, с другой — сосед-летчик, ему под пятьдесят, он еще работает, но не летает.
— Друг от друга двухметровыми заборами отгораживаетесь?
— У нас вообще нет заборов, с одной стороны рабица возле малины, с другой — поликарбонат, потому что соседи завели кур. Но у дороги, чтобы защититься от шума, поставили профнастил высотой метр восемьдесят.
— Свой кабинет у вас есть на даче?
— На втором этаже. Там и стол, и библиотека, примерно такая же по объему, как дома — более тысячи экземпляров. Но, так сказать, второго эшелона. Выбросить эти книги не выброшу, но и второй раз читать не буду.
— Eсть ли все-таки поэзия в дачной прозе?
— Стихов жене под звездным небом не читал, не такой я романтик. Хотя, когда вечерами сидим на веранде, сосед выключает фонарь — становятся видны звезды, настроение, конечно, особенное. Eсть какая-то поэзия в дачной тишине. В дачной свободе. Там ты сам выбираешь ритм жизни.
ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
***
фото: Леонид Иванов на даче.