У колыбели корабельной…
Нам по-прежнему есть чем гордиться. Например, тем, что тюменские суда ходят по Средиземноморью и по Балтике. А сколько их бегает по водным артериям нашей великой речной державы! Вот и новое грузовое судно сходит со стапелей. И случится это незаметно для нас. А жаль. Новенькое судно пока на твердой земле, и капитанские обязанности лежат на плечах директора Владимира Суровцева.
«Мы давим все живое, что дает нам товар»
(Александр Солженицын)
Суровцев
Теплоходы, танкеры, буксиры, баржи, плавучие электростанции — и все это без труда умещается в одной комнате. Миниатюрные копии. Мы в кабинете директора судостроительного завода Владимира Суровцева. У хозяина кабинета внешность не изысканная: лысоват, высок, простой костюм «простого инженера», большие мужицкие руки — такими подковы гнуть — хмуроватый испод-лобный взгляд. Вот этот жесткий, умный взгляд и заставляет узнать в нем «генерала производства».
Изящные модели судов, которые выпускает завод, эффектны, спору нет, но хочется взглянуть на них в натуральную величину.
— Покажу, что есть, — придерживает наш пыл директор, — вот только выясним отношения без дипломатии. Что пресса хочет от меня узнать — ведь не только на корабли поглазеть приехали? Что мне от прессы нужно? Почему бы не воспользоваться случаем и не высказать накипевшее?
Мы быстро выясняем, что встречные интересы совпадают. Тюменцы должны все знать о своих заводах, а заводчанам своими проблемами поделиться с горожанами и руководством города сам бы велел. Ведь не приживалы, не нахлебники, а уважаемая фирма, известная, и не только в Сибири.
Утренний обход
Назвать завод большим — значит слегка приуменьшить его размеры. Обход работающих цехов пришлось совершить на автомашине. Гидом у нас без всякой начальственной спеси вызвался стать «сам», и обязанности свои выполняет со сноровкой. Чувствуется, что глава завода не теряет спортивной формы. (Вообще, к достоинствам нашего времени следует отнести тот факт, что первые руководители как правило не стары, демократичны и не страдают «зеркальной болезнью»).
Прежде всего — к реке. Здесь у причала сверкают две белоснежные новенькие баржи. Готовятся в дальний путь на север.
— Спасибо «Сургутгазпрому», -говорит Суровцев, — поддержали в трудную минуту своим заказом. Они организуют свой флот, а мы для них должны сделать четыре баржи, три буксира… У того же причала — буксир «Академик Сахаров». Не могу не подняться на его борт: не сумел и не успел снять с мели Россию покойный академик, теперь его новенький тезка более успешно таскает грузы по сибирским рекам.
Эллинг
За этим красивым «античным» словом скрывается громадный цех, где рождаются суда. В эту «колыбельку» вмещается баржа, танкер, буксир и еще что-то, в чем можно угадать очертания будущего судна.
— Самое большое здание в городе,- поясняет директор, -треть заводского тепла идет на обогрев.
Мы вступаем под гулкие своды, ощущая себя лилипутами, в стране великанов. Гул мостовых кранов, всполохи электросварки, запах» краски и жженого металла. Такой запах, наверное, разносился на фронте от горящих танков. Здесь тоже фронт -трудовой. И танки здесь тоже присутствуют. Так называются емкости для нефти.
Мы становимся свидетелями уникальной в своем роде операции. Один из танков нужно передать в другой пролет эллинга, где владения другого крана. Эту операцию не приходилось еще делать, но возникла такая необходимость — и делают. Вот «танк» зависает на крюках обоих кранов. Звучит еще несколько «вир» и «майн» вперемежку с разговорным русским языком. И массивная конструкция плавно перекочевывает в другой пролет.
А мы уже стоим на палубе готового судна. Оно в руках маляров. Красят палубу, конечно же, дамы, так сказать, специалисты в области макияжа.
— Для сургутян, — уточняет Суровцев, — мы свои обязательства никогда не нарушаем. А вот ту незаконченную посудину мы делали на свои средства для Ханты-Мансийска, и теперь не на что завершать. А заказчики — молчат.
— Eсли плохо с заказами, используйте мощности под другое производство. Насколько можно судить по нашей сегодняшней экскурсии, на заводе могут все.
— Да, мы можем все, — подтверждает Суровцев, — и делаем очень многое. От зажигалок и мебельных деталей до спецмашин для нефтяников, причем на таком уровне, на каком работает военная промышленность. А стаж работы на «оборонку» у нас солидный. Спецмашины для работ на скважинах у нас рассчитаны на самые экстремальные условия -от +50 до -50. А внутри всегда будет +20. Мы можем все. Но при одном маленьком условии.
— Каком же?
— Eсли завод сохранит свою основную функцию — изготовление судов. Иначе никакое производство не окупит расходов хотя бы на этот цех. Дешевле вообще закрыть эллинг, чем выпускать здесь что-либо другое.
Другое
Даже беглый осмотр работающих цехов (на пустые глаза бы не глядели) впечатляет. Выяснилось, что на заводе нашла приют даже экспериментальная лаборатория по изготовлению воздушного корабля для переноса больших грузов. Интересуемся у директора, почему он пригрел на груди потенциальных конкурентов, ведь если нефть будут перевозить по воздуху, танкеры не понадобятся.
— А мы, — смеется директор, — может быть, лелеем своего будущего заказчика.
«Заниматься производством сегодня — абсурд»
Так исчерпывающе просто выразился о ситуации Суровцев:
— Посудите сами, за два года со стороны президентской команды не сделано ни одного шага навстречу товаропроизводителям. Что это? Стремление превратить Россию в сырьевой придаток? Сырья не хватит, чтобы прокормить такую страну! Недомыслие? Взгляните на Тюмень -как однобоко, уродливо развивалась она во время нефтяного бума. Построены многочисленные главки, НИИ, а в результате сегодня в городе осталось 40 тысяч человек, занятых на производстве. Вместе с уборщицами. Это на 600 тысяч горожан!
— Один с сошкой — семеро с ложкой?
— И процесс вымывания продолжается. Люди уходят. Несмотря на то, что на заводе есть работники, которые получают больше директора. Дурацкая, ненормальная иерархия, но приходится идти на это.
— Но вы же продолжаете заниматься этим «абсурдом», Владимир Кириякович?
— Мы должны держаться до последнего. Это моя гражданская позиция, говоря высоким слогом.
— Какие сейчас строите суда?
— Отзывы хорошие. На Балтике есть наши суда, на Средиземноморье. Наши регистры — требования к качеству — жестче, чем европейские регистры Ллойда. Иностранцы у нас были не однажды и сотрудничать не прочь. И покупатели нашлись бы. Несмотря на то, что долог переход по Северному морскому пути. Да только их смущают зигзаги нашего законодательства. Пусть, говорят, будут самые скверные законы, лишь бы не меняли их так часто. Но как бы часто не менялись наши законы, нам пользы они не несут. Без помощи правительства промышленности не удержаться.
— Вам нужны дотации?
— Да не нужны нам подачки! -по-своему формулирует Суровцев, — дотации нас же избалуют и расхолодят. Вот заказчиков наших поддержать нужно. Из Омска, например, мне привезли бумагу, а в ней черным по белому написано, что в пароходстве полный износ танкерного флота… Да не могут они заказать новые танкеры, потому что сидят с 15-ю миллиардами долгов на шее. Им тоже 12 миллиардов должны. Куда же нам без заказчика? За счет внутренних резервов? А у нас индексация затрат на производство отсутствует. За два с половиной года, пока строится баржа, изменяются цены настолько, что исчезает всякая прибыль…
Строительство должно финансироваться или кредитоваться не-пре-рыв-но. Судостроение вообще процесс непрерывный. Представьте, что завод временно остановили. Потом пришло благоприятное время, достали чертежи, а люди уже ушли, исчезли традиции, навыки, профессиональные секреты. Только по чертежам корабля не соберешь.
… А затем? Долго мы говорили. И разошлись с осадком на душе. Сижу сейчас и пытаюсь разговор этот осмыслить, а по радио интервью с Александром Исаичем передают, который ругмя ругает реформаторов за то, что разрушили союзную экономическую систему.
Что тут скажешь? Видимо, большевизм у нас в генах. Рано нам отменять партийный гимн: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…»
Судостроители и судоводители считают, что сохранение отрасли должно быть частью национальной программы страны. Великой, между прочим, речной державы.
***
фото: