Лицо в тени. Выставка Остапа Шруба

В небольшом выставочном зале Центральной городской библиотеки взгляд притягивает свирепый всплеск алой краски.

Среди четырех десятков картин на персональной выставке Остапа Шруба не найти произведений, сопоставимых по силе с триптихом «Аргументы и факты XX века». Художник будто не обращается к зрителю, а кричит — только цветом.

— Он говорил о войне. Часто, много. Можно было бы прямо сейчас сесть на стул и проговорить с ним об этом два дня без остановки, — вспоминал художник Михаил Гардубей на открытии экспозиции.

В девятнадцать лет Шруб стал командиром пулеметной роты, он форсировал Днепр, освобождал Румынию, Венгрию, Чехословакию. Героические поступки, достойные глянцевых плакатов и памятников! Отчего же сердце триптиха, посвященного XX веку, так мрачно и неясно? Отчего одна его часть, полотно «Вертикаль власти», похоже на окно в смутный кошмар? Окно, откуда мы смотрим на стеклянный стол и лежащие на нем предметы: лезвие, гранату, ветвь рябины в вазе, а за ними в глубину уходит бесконечное черно-алое марево. Кровь? Огонь? Не разобрать…

Другая часть триптиха — «Оружие пролетариата» — картина резких углов и линий, которые образуют орудия труда и смятая газета, на странице которой можно различить крупный обрывающийся заголовок «Рабоч…». Последняя часть триптиха — «Сибирская незабудка» — мягче, печальней. На схожем красном фоне Остап Павлович написал нежные цветы, которые соседствуют с железными кандалами.

— ..С одним большим рюкзаком художник прошел путем, которым следовали декабристы. По дороге он встретил бабушку и помог ей сажать картошку. Воткнул лопату в землю, раз, два! — и наткнулся на что-то твердое. Оказалось — кандалы, — рассказал поэт Виталий Огородников. А искусствовед Наталья Сезева добавила, что с тех пор кандалы стали одним из символов творчества художника.

Остап Шруб был неутомимым исследователем сибирских дорог. Иные полагают, что его и вовсе следовало бы посвятить в почетные нефтяники. Природу Севера Остап Павлович видел безлюдной, дикой и полной солнца, то выглядывающего из зарослей, как на картине «Самотлор. Закат», то пылающего, почти как на полотнах Ван Гога.

Представлены на выставке и портреты, связанные с историей Сибири: Eрмак, Семен Ремезов, которому мы обязаны строительством Тобольского кремля, в ризнице которого, кстати, некогда располагалась мастерская художника Шруба. Друзья Остапа Павловича со смехом вспоминают, как отправляли письма по адресу: Тобольск, Кремль. Шрубу.

— Он был не только щедро одарен сам, но и различал талант в других. Мне приходит на ум сравнение с Высоцким: вокруг Остапа Павловича также собирались художники, поэты, журналисты, — говорит Наталья Сезева.

Eго друзья — художники Гардубей и Рыбьяков, поэт Огородников — сетуют: Шруб забывается, забывается его наследие. И автопортрет художника становится его предсказанием о самом себе: на ярком оранжевом фоне желтое солнце, на переднем плане фигура в желтой клетчатой рубашке с ярко-синими пуговицами. А лицо будто в тени.

Поделиться ссылкой: