Долгая дорога в Ригу
50 лет назад, 13 октября 1944 года, Москва салютовала 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий войскам 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов, освободивших от фашистских захватчиков Ригу — столицу Советской Латвии.
Приказом Верховного главнокомандующего многим частям и соединениям присвоили почетные наименования Рижских. Среди них 22-я и 65-я гвардейские стрелковые дивизии 19-го гвардейского Сибирского стрелкового корпуса.
ЧАСТНЫE ОПEРАЦИИ
Это соединение было сформировано в июле 1942 года из добровольцев-сибиряков. В состав 6-го Сибирского корпуса вошли 150-я Новосибирская дивизия (Новосибирский, Прокопьевский, Кемеровский и Томский полки), 74-я Алтайская, 75-я Омская и 78-я Красноярская бригады.
Тюмень, Ханты-Мансийск и Салехард выставили по батальону добровольцев. Ими в основном стали репрессированные советской властью крестьяне-спецпереселенцы.
Забыв на время причиненные им обиды, они думали о защите Отечества. Вместе с ними — вот как случилось — ушел на фронт и начальник Тюменского отдела НКГБ майор госбезопасности Степан Козов.
Eще одну, 91-ю стрелковую, бригаду трудно «привязать» к географическим названиям Сибири — в нее зачислили добровольцами заключенных многих сибирских лагерей.
В ноябре корпус получил боевое крещение под г. Белый на Смоленщине. Перед сибиряками ставилась задача: во взаимодействии с 1-м механизированным корпусом генерал-майора Михаила Соломатина, танковыми и авиационными соединениями, при поддержке большого количества артиллерии и реактивных минометов прорвать укрепления противника и ликвидировать плацдарм гитлеровцев, глубоко врезавшийся в оборону советских войск.
Утром 25 ноября 1942 года после авиационной и артиллерийской обработки неприятельских позиций, в которой участвовали и десять дивизионов «катюш», сибиряки пошли в атаку и прорвали вражеские укрепления. Но через два дня гитлеровцы подтянули свежие силы и нанесли сильный контрудар. Корпус был расчленен, некоторые подразделения оказались в окружении. Тяжелые бои на этом участке фронта не утихали до января 1943 года. Врагу были нанесены большие потери, но и сибиряки потеряли сотни своих лучших бойцов.
Это сражение в истории Великой Отечественной войны упоминалось, в лучшем случае, как частная наступательная операция. Несмотря на то, что в ежедневных боевых донесениях Сталину о нем всякий раз докладывалось отдельным разделом.
Дело в том, что 22 января 1942 года войска 3-й Ударной армии под командованием генерал-лейтенанта Максима Пуркаева окружили гарнизон противника в г. Холм. Координировавший проведение Сычовско-Вяземской наступательной операции генерал армии Георгий Жуков, посчитав, что этот город в 84 километрах от железнодорожной станции Локня не сыграет никакой роли во вражеской обороне, доложил в Ставку о взятии Холма и в тот же день переподчинил 3-юУдарную армию соседнему Калининскому фронту. А гитлеровцы отстояли город, оккупированный ими еще 3 августа 1941 года, и на весь мир опровергли победное сообщение Совинформбюро.
Взбешенный таким обманом Сталин приказал Жукову немедленно захватить Холм, в котором до войны проживало около двух тысяч человек, а единственным промышленным предприятием был леспромхоз: Но Гитлер, играя на болезненном самолюбии своего противника, распорядился держать Холм любой ценой. Так ранее мало кому известный русский город превратился в центр яростного противостояния полководческих амбиций двух диктаторов.
Нацистская пропаганда объявила Холм крепостью. Все его защитники были награждены Рыцарскими крестами — высшей наградой рейха. Их даже командировали в Сталинград для укрепления боевого духа окруженной группировки генерал-фельдмаршала Вильгельма Паулюса. В связи с обороной Холма в Германии отчеканили специальный нагрудный знак — большая редкость для сегодняшних коллекционеров наград.
Сталин постоянно требовал от командования Западного фронта разгромить гарнизон в Холме — для этих целей была выделена сформированная на Урале 22-я армия генерал-лейтенанта Василия Юшкевича, Потери сторон на этом участке советско-германского фронта можно без каких-то аллегорий представить в виде огромного жертвенного холма.
Прорыв Сибирского добровольческого стрелкового корпуса вражеской обороны на линии Великие Луки — Холм — Демидов — Белый был воспринят как первый крупный успех в сплошной череде частных военных неудач.
Не случайно Сталин приказал начальнику ГлавПУРа генерал-лейтенанту Александру Щербакову прославить рядового 91-й стрелковой бригады Александра Матросова, закрывшего своим телом амбразуру вражеского дзота 23 февраля 1943 года под деревней Чернушки Великолукской области. Верховного не смутил тот факт, что личный состав бригады и сам герой были в прошлом судимы.
16 апреля 1943 года корпус стал гвардейским. 150-я дивизия переименована в 22-ю, а бригады переформированы в 56-ю и 65-ю гвардейские стрелковые дивизии. Приказом народного комиссара обороны Александр Матросов был навечно зачислен в списки 1-й стрелковой роты 254-го гвардейского полка, вошедшего вместо «зэковской» 91-й бригады в 56-ю гвардейскую стрелковую дивизию.
Через три месяца сибирякам предстояло открыть дорогу на Смоленск. Эту наступательную операцию под кодовым названием «Суворов» возглавил сам Сталин с выездом на Западный фронт.
Главный маршал артиллерии Николай Воронов в своих воспоминаниях, не вошедших по конъюнктурным причинам в мемуары «На службе военной», отмечал: «…Сталин ждал нас на бывшем командном пункте в районе Юхнова. Он просил привезти чайник, чтобы попить чаю и обсудить вопросы предстоящего наступления.
Мы собрались словно по тревоге, взяли оперативные и разведывательные карты и, конечно, чайник с закусками. Eхали мы на трех машинах с большой скоростью, чтобы как можно скорее добраться до Юхнова.
Наконец мы доехали до красивой рощи, где среди пышных деревьев приютились деревенские постройки. Нас встретил генерал НКВД И.А.Серов и провел к небольшому домику.
Мы вошли в просторную комнату и увидели Сталина. Мне сразу бросилась в глаза обстановка полного запустения. В дальнем углу стояла старенькая кровать, покрытая обычным солдатским одеялом. На подушке виднелась наволочка не первой свежести. Под кроватью лежал небольшой фибровый чемоданчик. Посреди комнаты красовался ветхий деревянный стол, державшийся вместо ножек на двух крестовинах, скрепленных перекладиной. Возле него две грубых скамейки и пара покосившихся стульев. На подоконнике стоял телефон, провода которого через форточку выходили во двор.
Генерал И.П.Камера, начальник артиллерии Западного фронта, мне шепнул:
— Ну и обстановочка!
«Специально, чтобы на фронтовую больше походила», — мелькнула мысль.
Сталин подозвал нас и стал спрашивать:
— Как доехали? Какова дорога? Как далеко отсюда новый командный пункт фронта?
Отвечали В.Д. Соколовский, командующий Западным фронтом, и Н.А. Булганин. Раздался звонок телефона. Сталин взял трубку и потребовал соединить его с Молотовым.
— Откуда говорю? Издалека. Нет, говорю серьезно. Я ночью от всех вас сбежал и сейчас нахожусь на Западном фронте.
Разговор продолжался недолго. Сталин обещал скоро быть в Москве.
Мы развернули карты на столе и стали докладывать о противнике, о своих войсках. Соколовский начал было излагать замысел и задачи предстоящей наступательной операции, но Сталин его перебил.
— Западному фронту нужно в августе выйти к Смоленску, основательно подготовиться, накопить силы и взять Смоленск, — эта фраза была повторена дважды.
Наш обмен мнениями продолжался. Тут же крутился Л.П. Берия, но никакого участия не принимал: он то уходил, то снова возвращался.
На стол был поставлен привезенный нами чайник, розданы стаканы, расставлены закуски. Даже появилась бутылка грузинского сухого вина. Выпили за победу над врагом. Наконец речь коснулась того, что меня волновало больше всего, — одновременного прорыва обороны противника на нескольких направлениях. Сталин рассуждал: если прорыв «восточного вала» и не удастся на всех намеченных направлениях, нужно быть готовыми сманеврировать танками, артиллерией, кавалерией и направить всё силы туда, где обозначился успех. Мы пытались пожаловаться, что Западный фронт не получил достаточного количества резервов и боевой техники.
— Все, что сможем, дадим, — последовал ответ Верховного. — Не сможем — обходитесь тем, что имеете. У вас есть сибирские дивизии, а это посильнее пушек и танков.
И, помолчав, добавил:
— Сибиряки все равно возьмут Смоленск. Я их натуру знаю.
На этом разговор закончился. Уже стемнело. Мы понимали, что нам пора ехать. На следующий день утром Сталин возвращался в Вязьму, где находился его поезд, чтобы совершить поездку на Калининский фронт. Меня весьма удивил этот тайный выезд Сталина на фронт. Зачем нужно было ехать столько километров по дороге, развороченной танками и тракторами, местами ставшей непроезжей? Зачем потребовалось останавливаться в поселке, далеко отстоявшем от фронта? Связаться с фронтами отсюда было куда сложнее, чем из Москвы. Все это вызывало у меня полное недоумение…»
Чувства маршала Воронова понятны. Но известно: Сталин никогда и ничего не делал зря. Может быть, во время своего пребывания на фронте он хотел убедить себя: сибирские дивизии войдут в Смоленск — город-символ русской военной славы.
И гвардейцы-сибиряки ценой огромных потерь прорвали считавшийся неприступным гитлеровский «восточный вал» и 25 сентября 1943 года освободили Смоленск.
А Холм пал только 21 февраля 1944 года, когда советские войска на отдельных направлениях уже выходили к государственной границе СССР.
(Окончание следует)