Зачем строят мосты?
Была у меня когда-то привычка, которая очень нравилась мне самому и которую осуждали мои домашние, — в свой день рождения улетать в северную командировку.
А командировок в 60-е, 70-е, 80-е у меня бывало до 100 дней в году. Получалось, как написал кто-то из московских коллег, «удовлетворять свое любопытство за государственный счет». Поломал эту замечательную традицию Виктор Горбачев уже в «Тюменской правде», когда я пришел подписывать очередную командировку.
— Так у тебя же круглая дата! Никуда не поедешь, — Горбач смял листок и бросил его в корзину для бумаг.
Но я хотел рассказать совсем о другом — как началась моя дружба с мостовиками.
Первым из них был Смехов. В то время прораб мостоотряда N 15, начальник участка на строительстве моста через реку Тромъеган на железной дороге Сургут — Нижневартовск. Рельсы уже были уложены, и ходили по железке рабочие поезда отделения временной эксплуатации, но сдача ее МПС только предстояла. Работы было полно. В том числе и на мостах, мостиках и разных ИССО (искусственных сооружениях).
На каком-то совещании я познакомился с Валентином Солохиным, уже тогда легендарным начальником 15-го мостоотряда, построившим уникальные железнодорожные мосты через Иртыш у Тобольска, через Юганскую Обь. Солохин мне и посоветовал познакомиться со Смеховым.
— Отличный прораб, — агитировал меня Валентин Федорович, который всячески опекал молодых инженеров, выпускников сибирских дорожных институтов. — Поезжайте, не пожалеете.
4 мая 1977 года, как раз в день моего рождения, утренним рейсом N 106 я прилетел в Сургут. Меня быстренько впихнули в вертолет, который по пути должен был высадить на Тромъегане. Минут, кажется, через 40 Ми-8 присел на секунду рядом с прорабским участком Смехова, осыпал меня снежной пылью (в начале мая на Тромъегане еще зима) и исчез.
В поселочке мостовиков я остановил какого-то строителя и спросил, где найти Смехова.
— Смехова? А зачем его искать? Стойте тут. Он сам на вас выскочит…
Стою. Вокруг снег со следами гусениц и колес. Минут через десять на меня буквально выскочил человек в полушубке.
— Это вы корреспондент? Я — Смехов Николай Александрович. Пошли?
Мы осмотрели мост (я смотрел, Смехов рассказывал). Потом Николай представил меня самому знаменитому бригадиру 15-го мостоотряда Валере Дьячеку.
Дьячек заслуживает отдельного рассказа. Пусть даже короткого. Он, как и Смехов, и сам Солохин, смысл жизни видел в сооружении мостов. Дьячек никогда не отказывался, если речь шла о десанте на новый участок строительства. Пусть это всего лишь точка на трассовке новой магистрали, где предстоит быть мосту.
Валера прилетал на точку с первой группой. Знакомился с местностью и… начинал строить дом. Об этом знали все, и никто, кроме совсем уж новичков, не удивлялся. Он строил дом для себя и своей семьи. Начальство старалось не мешать. Дом строился максимально близко к будущему мосту, окнами на мост. Дом готов — Валера фактически переселяется на мост. Мост сдан? Валера едет или летит на новую точку, вся эпопея повторяется. Никто не смог мне сказать, который по счету дом, где мне удалось побывать и познакомиться с теми, кто часто видел Валеру через окно, обращенное к мосту.
Все знали, что Валера в долгу не останется. Я специально сделал это небольшое отступление, чтобы вам была понятно, что за люди мостовики и чем они отличаются от обычных пешеходов. В Смехове, с которым мы дружили много лет, нередко проглядывал такой же Дьячек. Или кто-то еще…
«Мостовики — голубая кровь», — любил приговаривать Смехов. А в ответ на мой вопрос о том, зачем он строит мосты, отвечал на полном серьезе: «Чтобы мостовики могли любоваться тем, что их окружает». И обводил рукой вокруг себя. Этот ритуал повторялся на других мостах, которые Смехов строил, а я прилетал или приезжал к нему за очередным репортажем.
Вот еще одна встреча, там же, на Тромъегане. По линии культурного шефства над стройкой мне было поручено привезти на Тромъеган, где работы заканчивались, — значит, это было уже лето — актера тюменской драмы Михаила Филимонова. Миша вез с собой гитару — все культурно. Но Смехов оставался Смеховым. Он продемонстрировал такое расположение к гостю, все показал, все рассказал, а в завершение рассказа не мог не похвастать, какую здоровенную рыбину выудил вчера «вон за тем поворотом реки». У гостя загорелись глаза. Я не мог предполагать, что актер тоже заядлый рыбак.
Словом, они отправились в «то место» вдвоем. Я только погрозил своему другу-мостовику пальцем: смотри мне! Я отвечаю.
Как говорится, усталые, но довольные они возвращаются с уловом. Издалека видно, как Филимонов размахивает руками, показывая размеры своего улова. Рыбаки подошли ближе, и я потерял дар речи. Было время мошки, и у реки она роилась больше всего. Но так как руки Миши были заняты рыбной ловлей, мошка поработала с его лицом. Кто не знает: мошка — не комар, который садится и пьет кровь. Мошка грызет. С таким лицом артисту только сниматься в фильме ужасов, а не концерты давать…
А Миша был счастлив. «Сейчас я приведу себя в форму», — сказал он и полез в свою сумку. «Грим», — догадался я. Миша читал стихи, пел, сказывал разные театральные истории. Мостовики были довольны. Когда пришла дрезина и мы стали прощаться, я увидел, что мои друзья о чем-то договариваются и согласно кивают.
— Ты собрался снова сюда приехать? — спросил я, уже поняв все.
— Конечно. Такая рыбалка! А Николай — мировой парень…
Я давно перестал считать, сколько мостов — больших и не очень — построил Смехов. Вместе с мостами и он рос по служебной линии, стал начальником мостоотряда. Но оставался все таким же заводным, мотоциклом, как я назвал его однажды.
Было — он перехватил меня в сургутском аэропорту и уговорил поехать к нему на его новый участок — на Пякупур, почти у самого Полярного круга. Смехов строил железнодорожный мост через левую из двух рек, которые затем сливаются и образуют реку Пур. По левобережью дорога пойдет на Север.
— Поехали? Мы там такое строим…
Мы втиснулись в кабину грузовика «магирус», каких было много в тот год на севере. Мне, гостю, досталось сиденье. А Коля пристроился спиной к лобовому стеклу, на железной ручке, за которую положено держаться, когда едешь по тряскому зимнику. И так все 400 километров! И всю дорогу он расспрашивал меня о новых книгах, которые я пообещал ему присылать и присылал. О писателях, которые приезжают на знаменитую стройку (он, видимо, запомнил культурное шефство), но до Пякупура почему-то не доезжают….
Пришло новое время. Завершились великие ударные комсомольские стройки. Дорога Тюмень — Сургут — Новый Уренгой, которую, как мне говорили, из космоса видно, давно работает. В последние годы я встречал Николая Александровича Смехова, почетного транспортного строителя, почетного строителя России, когда он приезжал в Тюмень на заседание совета директоров компании «Мостострой-11». Я дарил ему свои книги, а он, прочитав, отзванивался из своего Красноярска, случалось, хвалил. Я узнавал его все такой же хрипловатый голос — голос человека, который много поработал в краю высоких широт и низких температур.
— Я все прочел. А почему ты написал… — и опять вопросы и обещания новых встреч…
…Новых встреч уже не будет. Николай Руссу — из тех же прорабов-мостовиков — сказал мне, что Коля Смехов умер.
И они не вечны, железные прорабы-мостовики, голубая кровь. Кто знает, может, где-то в заоблачный высях он по-прежнему строит мосты. Не знаю. Но в памяти моей он жив.
Фото с сайта администрации Ханты-Мансийского автономного округа — Югра.
***
фото: Николай Смехов.