Адская Англия Ричарда III
«Ад – это другие» – когда-то вывел формулу Жан-Поль Сартр. С тех пор не утихают споры, что это значит.
Как мне кажется, приглашенный московский режиссер Глеб Черепанов в постановке для нашего театра наиболее близко подходит к разгадке этой формулы.
Зрители, заходя в зал на премьерный показ «Ричарда III», еще не знают, что окажутся в личном аду английского правителя. Но принюхавшись, могут почувствовать соответствующий запах. В зале отчетливо пахнет дымом. На сцене в несколько этажей стоят какие-то потрепанные не то гаражи, не то просто обитые железом стены. Пейзаж мрачный, под стать пьесе, но мало напоминающий Англию, о которой пишет Шекспир.
Режиссер Черепанов считает, что исторические пьесы Шекспира не были фактически историчны, но всегда современны его зрителю. В некотором роде драматург даже побуждает, по мнению режиссера, к сотворчеству, не задавая четких рамок ни в чем. Сам драматург может вплести песню, которая не имеет отношения к описываемой им эпохе, или шуточку, понятную только современному англичанину. В общем, драматург всегда думал о своем зрителе и хотел быть интересен именно ему. И, как отметил Глеб Черепанов, в этом плане он старался идти строго по Шекспиру, то есть следовал его принципу достучаться до современника современными способами.
Поэтому перед нами не старая Англия, а постапокалиптический антураж «Безумного Макса» с кожаными костюмами, живым музыкальным сопровождением (артисты театра играют настоящий рок и делают это отлично) и декорациями.
С роком, к слову, связана смешная история. У Черепанова с самого начала появляется идея, чтобы актеры, уходя из своей сцены, становились за музыкальные инструменты. Но идея кажется ему почти безнадежной. Какова вероятность, что актеры умеют играть? Да еще и так, чтобы сформировать музыкальную группу?
Впрочем, наши артисты сумели удивить москвича. Оказывается, рок-группа в труппе уже давно сформирована. Но так как Глеб Черепанов не слишком на это рассчитывал, он не привез никаких музыкальных композиций. Поэтому чтобы дать артистам понять, что именно им играть, режиссер пытался это напевать и даже пританцовывать.
– Артисты смотрели на мои кривляния… Тяжело, – смеется режиссер. – Можно их понять. Привез бы я им хотя бы ноты… А тут «сыграйте что-нибудь такое!»
Но вернемся назад к дымному мрачному миру. Единственная сцена, которая чуть приподнимает нас над ним, происходит в самом начале. Невероятно высокая женщина (актрису поднимают почти под потолок, а подол ее платья струится по сцене) поет что-то нежное. Сверху льется холодный свет, падают хлопья снега, и женщина напоминает ангела. Под ее ногами крутится мальчишка. Он смотрит с восхищением на бесконечно далекую от него мать. Она, кажется, не обращает на него внимания, пока не швыряет в мальчика чем-то, напоминающим рюкзак. Надев его, он превращается в горбуна… А мы полностью погружаемся в его искаженный мир.
Поначалу может удивить, почему все персонажи пьесы гротескные, комичные, будто нарисованные карикатуристом. Они смешны во всем – в том, как они двигаются, как говорят, как мыслят и даже как страдают. Но режиссер, кажется, дает подсказку в самом начале. Появившись на сцене, взрослый Ричард III берет две куклы, изображающие его братьев. Он играет ими зло и насмешливо. И так мы понимаем, что и на сцене видим не совсем даже братьев Ричарда – мы видим его взгляд на своих братьев. И на мир в целом.
Стоит отдать должное чувству юмора режиссера и органичности наших артистов – происходящий балаган действительно заставляет смеяться, но и каким-то образом умудряется сохранять драматический накал. Комические пляски вокруг короны умершего брата Ричарда III сделаны Николаем Аузиным так хорошо, что почти вызывают слезы.
Просто представьте недоброго калеку (не только в физическом смысле), который отплясывает в надежде вас рассмешить, а вам хочется только заплакать от жалости. Примерно такое чувство возникает время от времени после того, как сползет с вашего лица улыбка от очередной остроумной реплики.
Как вы наверняка знаете, Ричард III у Шекспира кровав и ужасно жесток. Таким он остается и у Глеба Черепанова. Но, как отмечает Николай Реутов, ответственный в этой постановке за фантастическую и индивидуальную пластику артистов, кровавый тиран никого не убивает собственными руками. Ад из своей головы он воспроизводит руками окружающих его людей.
Почему же они предоставляют свои руки? Почему позволяют злодею себя обмануть? Почему не разглядели, в каком аду живет Ричард III и как презрительно он смотрит на них самих?
И в этом плане неплохие, в общем- то, люди, окружающие Ричарда III, где-то очень похожи на монстра, от которого пострадали. Они точно так же не готовы были всмотреться в человека и увидеть в нем его настоящего. Ричард III для них такой же картонный персонаж, чьи чувства малопонятны и не имеют значения, как они – для него.
Тут мне хочется вернуться к цитате Сартра. Иногда ее расширяют: «Ад – это вынужденное нахождение с людьми, которые не считаются с тобой (и ждут от тебя того же)».
То есть ад, по мнению философа, дело все-таки коллективное. Даже если он рождается в голове одного безумца, какого-то конкретного монстра, он не проявится, пока не будут созданы условия нашими с вами руками. Для этого, к сожалению, нужно не так много – достаточно просто не смотреть, не считаться, не замечать.
Сергей Осинцев, директор театра, обмолвился, что для него эта постановка о любви и нелюбви. И что она в некотором роде может ответить на вопросы о пермском стрелке…
Впрочем, спектакль тем и хорош, что оставляет простор для интерпретаций. При этом он динамичный, ультра- современный, приятно музыкальный. И, что немаловажно, красивый. Так что полнота впечатлений обеспечена. А наши актеры раскрываются здесь в трагикомическом ключе – наиболее сложном для театра.
***
НА СНИМКАХ: премьера «Ричарда III»; Глеб Черепанов.