Проездом
Рассказ
В Тюмень прилетели ночью. Мест в аэропортовской гостинице не оказалось. Славик мрачно выругался. Витюха растерянно попинывал тяжеленный рюкзак и пытался что-то сообразить, тугодум несчастный.
Да, застревать на пути с вахты домой с каждым годом становилось все более невыносимо. На- конец обстановку оценил Никодимыч. Он вышел на улицу, тормознул такси. Через двадцать минут мы были в центре города, возле одной из самых роскошных гостиниц.
— Вызываю огонь на себя! — сказал Никодимыч. Он оставил нас возле жесткого диванчика, а сам прямиком направился к стеклянной перегородке, за которой сидела миловидная средних лет женщина с удивительно голубыми грустными глазами.
— Дохлый номер! — обреченно махнул рукой Славик. — На мельницу с копьем…
Но плохо мы знали нашего Никодимыча. Голубоглазая, кинув на него один из своих убийственных взглядов, вдруг присмирела. А через мгновение и вовсе преобразилась: стала похожа на восьмиклассницу, неожиданно столкнувшуюся в дверях с тайно обожаемым учителем. Вышла из-за перегородки — и вовсе стала неузнаваемой, даже шея покрылась легким румянцем, а в походке появилось что-то игриво-стыдливое.
Через десять минут она определила меня, Славика и Витюху в трехместный номер. Никодимыч предпочел «люкс», миллионер харасавэйский. И вскоре мы сидели у него, пили коньяк и жадно закусывали привезенным с собой копченым омулем. Моментально захмелев, Витюха стал допытываться, как это Никодимычу удалось так славненько все устроить.
— Личное обаяние плюс умение общаться! — скромно сказал Никодимыч, не вдаваясь в подробности.
— Во стерва! — ошалело выдохнул Витюха. — А ведь у самой кольцо обручальное на пальце! И чего ей не хватает?
— Известное дело, чего… — хихикнул Славик.
Никодимыч поморщился, вздохнул неодобрительно:
— Заблуждаетесь, братцы. Запоминайте, покуда я жив. Женщины — существа тонкие, романтичные. Они любят героев — щедрых, отчаянных, бесшабашных, Им подавай Ивана-царевича из сказки. Хоть на миг. Вот ты говоришь, кольцо обручальное… Знаешь ли ты, что она десять лет как развелась? Но замуж больше не вышла. И кольцо с правой руки не снимает. Оказалось, замужество для нее — дело важное, даже святое. И мужа своего бывшего она по-прежнему любит…
Тут Славик открыто заржал, усмотрев в последней фразе недюжинный юмор. Никодимыч, как ни в чем не бывало, продолжил: «Но устоять передо мной не смогла, потому что я для нее — молния. Сверкнул — и исчез. Она меня в жизни, может, никогда больше не увидит, а вспоминать будет с нежностью. Когда, к примеру, обидит кто или годы уйдут безвозвратно… Да сколько их, господи, жаждущих хоть мимолетного, но счастья!
— Ну, эта, похоже, в каждое свое дежурство счастлива! — зло вставил Витюха. — Попадись мне такая жена, я бы ее.., не задумываясь!
— Вот именно, не задумываясь, — усмехнулся Никодимыч. — А кабы покумекал своей бестолковкой, так понял бы, что виновата в этом не она, а мы, мужики, виноваты…
— Такие, как ты! — не унимался Витюха. — Самец недорезанный…
— Согласен, — охотно кивнул Никодимыч, — Кроме самца. Я ведь, заметь, никого не обманываю, ни их, ни себя. Потому что ничего не обещаю и не требую взамен. Потому что за свою свободу я дорого заплатил и уважаю это чувство — личной свободы и право выбора в других. А взять, к примеру, тебя. Ну, привезешь ты сейчас жене свои паршивые полтора «лимона» — и будешь целый месяц ходить перед ней гоголем-моголем. Считая, что бедная женщина тебе ноги должна целовать. А она, я уверен, дни и часы считает до конца твоих отгулов и отъезда, потому как ты зануда беспросветная и скучный, как перегоревший утюг. Смотреть на тебя тошно. А подвернись ей при случае мужик типа меня, ходить тебе круглый год без головного убора,..
— Чего это? — хрипло спросил Витюха, весь внутренне ощетинившись.
— Что же ты, шапку на рога напялишь? — всерьез удивился Никодимыч, У кого-то подобная беседа вполне могла завершиться дракой. Но мы знали: несмотря на свое явное преимущество в габаритах, Витюха ударить Никодимыча не посмеет, И не потому вовсе, что тот бригадир, И не потому, что старше, А потому, что Никодимыч всегда оказывался прав. Витюха это знал, а потому ненавидел себя и Никодимыча еще больше. Вот и сейчас — поиграл желваками, по- раздувал ноздри и сник как-то враз, неожиданно. Но жалости не вызвал.
Утром собирались молча, предстоял еще один перелет, теперь уже до дому. Никодимыч вдруг заявил: «Удачи вам, мужики! Чтоб отдохнуть хорошо. И постарайтесь обратно без опозданий…»
Славик обалдело упулился на него: «А ты… чего… Ты разве не летишь?»
Никодимыч посмотрел на нас воспаленными, но абсолютно трезвыми и какими-то незнакомыми глазами.
— Нет, братцы, не лечу. Надоело всю жизнь проездом… Да и вам пора знать правду — жена это моя. Вывшая. Развелись мы, по моей глупости, давно, а вот уже и дочка замуж выходит. На свадьбу меня, стало быть, приглашают…
Славик непроизвольно присвистнул.
— Поздравляем, — глухо проворчал Витюха и, подхватив рюкзак, направился к выходу. Но задержался у самого порога и обиженно выпалил: — Так бы сразу и сказал! А то, понимаешь, Иван-царевич! Молния! Чувство личной свободы! До седых волос дожил, дедом скоро будешь, а все забавляешься. Дон Жуан заполярный!..
По лицу Никодимыча мелькнула виноватая улыбка. Витюха хватил свой рюкзак об пол и сердито изрек: «Остаюсь! На свадьбу можешь и не звать, а помочь организовать чего ты мне запретить не имеешь права, я на этом деле не одну собаку съел!..».
Славик и я замерли в нерешительности посреди комнаты. Никодимыч как-то странно мотнул опущенной головой, провел по лицу рукой и весело пригрозил: «Ну, черти, если я хоть раз еще услышу плохое слово о женщинах — поблажки не ждите, Без слез на вас нельзя будет смотреть!»
В дверь постучали. Вошла голубоглазая, Они с Никодимычем посмотрели друг на друга так, будто нас вообще здесь не было. Не знаю, заметил ли это кто-нибудь еще, но мне показалось, что они чем-то неуловимым очень похожи.
Витюха дал знак, и мы бесшумно просочились в коридор, Здесь Витюха обвел нас сумасшедшим взглядом и радостно прошептал: «Мужики, клянусь, свадьбы будет две! Распределим обязанности.»