Солдат Победы
Пришел в редакцию солдат. Не простой — участник двух парадов Победы: 24 июня 1945 года и 9 мая 1995. Eдинственный в Тюмени такой. Иван Константинович Юшков. И рассказал о себе. Рассказывал и плакал.
— Eздил в Москву — один из всей Тюмени. Взял с собой внука Вову. Мать его — моя дочь -вместе с зятем на Урале живут. Пьют оба. Жалко внука. Я бы его к себе взял — парень смышленый, бойкий. Да как возьмешь -сам живу у сестры. Сплю на раскладушке. У нее двухкомнатная квартира, сестра с семьей да сын ее. Он нигде не работает, а меня попрекает: «Победитель ты, квартиры собственной не имеешь, живешь хуже, чем побежденный!» А что я сделаю? Я на севере, в Лабытнангах, девять лет прожил, строителем был — я мастер сантехмонтажа. А потом жил в Узбекистане, в Беруни. Ноги у меня сильно после войны болят, все в осколках, вот мне и посоветовали врачи: езжай на юг, там солнышко лечит. Правда, там мне лучше было. Но потом там стало не нужно русских. Я сюда вернулся три года назад. Квартиру ни разу в жизни не получал. Была у меня очередь пятидесятая, теперь -двухсотая! Говорят, та в районе была, а теперь одна — в городе. Дом вот построили для ветеранов, там мне не дадут — всего сто квартир.
Да, парад Победы… А потом прием был. Мы все Eльцина ждали, сказать-то ему нам было что. А он не пришел, занят был. Аждали мы его, оченьждали. По две кассеты подарили с песнями военными да по две книжки. И все. Своего я в Москве только одного встретил. С Украины. Он гостиницу снимал — ему для поездки там, в Харькове, миллион дали. А я уж так, бесплатно нас поселили. Мне дали двести тысяч. Я на такси один раз подъехал в Москве-то, так таксист с меня сорок тысяч взял! А на улице один подошел ко мне, подал пять тысяч, говорит: выпей, отец, за Победу. А такой и водки-то нету, дорогая.
После парада все — по больницам да госпиталям, и я тоже. Двое суток там отлежал. Внука моего там отмыли, откормили, даже подрос. В больнице цветы принесли, коробку шоколада. На вокзал на «скорой» отвезли.
Я танкистом был, воевать начал с Можайска. И тонул, и ранен был. Бомбить под Белгородом как начали — ну, думаешь, прощайте, братья-сестры. Спал на земле: снег разгребешь, брезент постелешь, залезешь под него, как крыса, и спишь. Только один бок замерз — переворачиваешься. Помню, операцию мне после ранения- делали, слышу только — бряк да бряк в тазик: осколки из моей ноги. Чувствую: бензином пахнет, спрашиваю врача: почему, мол? А она: «Спирту на всех не хватает, вот мы вам раны авиабензином обрабатываем».
Письмо, помню, получил: «Дорогой боец, отомсти за папку». И подпись: шестой класс «Б». А боец-то сам еще пацан.
Напишите: о ветеранах у нас не очень заботятся. Вот на Одесской остановку 43-го с одного места на другое перенесли, а скамейки на старой оставили. Автобус плохо ходит, стоишь-стоишь, да и пойдешь со слезами на глазах.
Сейчас на машину заявление подал, документы оформляю. Так в атаку легче было сходить. Зрение у меня на одном глазу -девяносто, на другом — сто, права есть. А меня врач спрашивает: «Кто будет водить вашу машину?» Я ей: я же воевал, танк водил. А она: «Кто воевал, все уже умерли». У меня аж палка из рук выпала…
Старый солдат, отказавшись от моей — женской! — помощи, с трудом поднялся со стула и ушел, постукивая своей палочкой. Пошел на автобусную остановку.