Зимой на окраине детства
Военный сорок второй привел тринадцатилетнего Павлика в один из цехов станкостроительного завода. Оказалось, здесь уже работают несколько таких же, как он, пацанов, Только они уже умели управляться со станками и теперь поглядывали на Павла немного свысока, разговаривали с ним снисходительно и во всем старались подражать бывалым станочникам. А Пашка, впервые попавший на завод, ошалело глядел вокруг и плохо соображал, что происходит: грохот, свалившийся откуда-то сверху, проник, казалось, вовнутрь и заполонил всю худобу его мальчишеского тела…
— Ты Павел Гущин?
Обернулся. Паренек, чуть постарше, смотрел в упор и жевал мундштук потухшей папиросы, перекатывая ее из одного уголка рта в другой.
— Я…
— Ты того… не боись. Работать вместе будем. Я тоже токарю… — И он залихватски сплюнул папиросу в металлический ящик для отходов. Затем, видя, что его появление здесь кстати, а слова произвели впечатление, мальчишка окончательно завладел инициативой и повел Павла показывать участок.
Когда- Павел Матвеевич Гущин, старший электрик, разыскал в цехе сына, тот уже стоял неподалеку от работающего на станке токаря и с интересом наблюдал за тем, как змеится из-под резца серебристо-синяя лента стружки.
Павел быстро усваивал все, что делал его учитель. Говорить во время работы тот не любил, да и не умел, но справедливо считал, что главное — показать, как лучше и правильнее, А еще -как быстрее. Потому что фронту нужны орудия и снаряды, потому что каждая рабочая минута -это десятки, сотни, тысячи снарядов. И столько же шагов к победе.
Вскоре Павлу доверили работать самостоятельно, и он уже мог прямо и уверенно смотреть на того солдата, который спрашивал его с плаката: «А что ты сделал для фронта?» Павел Гущин мог ответить ему, что вместе со всеми рабочими завода он тоже помогает армии громить врага…
Их, мальчишек, щадили: под разными предлогами отправляли пораньше домой, делились кто чем мог. Много ли надо юнцам, отстоявшим смену за станком в полуголодном состоянии и жившим, как и все в ту пору, сводками Информбюро! Оказалось, много. Они, эти дети, старались работать наравне со старшими и даже не задумывались над тем, что их трудовые будни приравняют когда-нибудь к солдатскому подвигу на фронте.
— Особенно трудно приходилось зимой, — вспоминает Павел Павлович. — Адский холод прерывал дыхание и сильнее других нехваток мешал работе. Но станки не останавливались ни на минуту.
К концу войны Павлик Гущин уже превратился в Пал Палыча и был переведен в лекальное отделение инструментального цеха. Потом работал токарем на мерительном участке. Способный паренек снискал уважение и авторитет не только среди сверстников, но и у людей значительно старших по возрасту. Eго в числе первых направили на учебу в ремесленное училище, а затем на один из уральских заводов, где внедрялось в производство новое оборудование и ощущалась потребность в опытных рабочих.
Вернулся из командировки, а тут известие о Победе. До сих пор слезы наворачиваются на глаза, едва вспомнится тот день.
От войны у Гущина остались воспоминания как о длинной цепи бесконечно трудных рабочих дней. И медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 11945 г.г.»
А иногда, обычно это случается зимой, когда мороз лютует по-настоящему, приходит на память тот незабываемый военный холод, леденящий душу, пронизывающий насквозь. И кажется тогда, будто снова вернулось к нему его холодное, неласковое детство, самое короткое у ребят его поколения…