Куда исчезли драгоценности царской семьи?
Семья Николая II увезла в 1918 году все свои царскосельские ценности в сибирское изгнание, в Тобольск, где большая часть их и осталась после того, как семью этапировали в Eкатеринбург. ОГПУ приступало к поискам несколько раз. Самые успешные — в 1933 году. Материалы этого расследования лежат в архиве екатеринбургского управления ФСБ, к сожалению, недоступные широкому кругу исследователей, просто любознательным гражданам.
Оперативная разработка благочинной Марфы
«Тов.Юргенс (Начальник оперативного сектора ОГПУ в Перми. -Э.М.). Сообщаю тебе историю с ожерельем. В 1922-24 гг. в бытность мою в Тобольске велась разработка бывшего Ивановского монастыря (он от Тобольска, кажется, 7-8 км), было обнаружено… много имущества, принадлежащего царской семье (белье, посуда, переписка Романова и т.п.)… Разработка затянулась, я ее передал с уходом из ГПУ в 25-м году. Желательно, чтобы это проверили и восстановили разработку… 27. XII. 31. Малецкий».
Женщина-осведомитель по кличке Литва выявила в Тобольске камеристку знаменитой фрейлины Настеньки Гендриковой — Паулину Межанс, которая сообщила, что «у царской семьи было очень много бриллиантов и других ценностей, не оставленных в Ленинграде». Межанс «хорошо видела корону Александры Федоровны, она была вся бриллиантовая… шпагу в золотой оправе, ручка которой из червонного золота». Далеко не все «хорошо виденное» было видено, но на благочинную Марфу Ужинцеву указала точно. Марфу взяли под стражу, через несколько дней она дала показания.
Рассказала, что носила семье государя яйца, молоко, перезнакомилась с челядью, потому и доверили ей сверток, велели передать игуменье. Незадолго до собственного ареста и смерти та отдала Марфе, наказав хранить до поры, когда вернется «настоящая власть». Прятала его Марфа в колодце на огороде, в могилке на монастырском кладбище. От страха потеряла сон, аппетит, память и надумала все кинуть в Иртыш.
Пошла за советом к Корнилову, богатому рыбопромышленнику. Шел 25-й год. Корнилов руками на нее замахал: «Что ты, что ты?!.. Установится порядок, тогда с тебя отчет спросят». Сам он долго отказывался, прежде чем решился схоронить в своем доме, в подполье, под кряжами у входа. Через три года Корниловы уехали из города насовсем.
Тут же привезли из Казани в Свердловск чету Корниловых, он нарисовал план… Излишне, наверное, говорить, что и самого маленького брелока, медальончика из свертка, пока лежал в воде, в земле, взято не было.
Драгоценностей оказалось 197 на сумму 3.270.693 золотых рубля. Впрочем, оценщики — тоже малограмотны, вместо подписи стоят крестики. Кулоны, колье, браслеты, цепи, в том числе предметы уникальные — бриллиантовая брошь в 100 карат, шпильки — 44 и 36 карат, подаренный турецким султаном полумесяц — 70 карат. В спецзаписке заместителю председателя ОГПУ Ягоде примечательна концовка: «Помимо этого в порядке выполнения данного Вами плана (500 тыс.) нами изъято четыреста восемьдесят восемь тысяч рублей. Операцию по изъятию в/ценностей продолжаем».
Везение кончилось
Существовал, думаю, и план по драгоценностям, и соответствующее обязательство представительства ОГПУ по Уралу, которое вело дело. Однако далее везение кончилось, хотя и появилась достоверная информация еще о двух кладах.
Одна версия: писец Кирпичников унес с бельем шпагу наследника, жемчуга, надетые великими княжнами ему на шею, и еще какой-то пакет. Шпагу передал царскому духовнику местному священнику Васильеву, которую тот то ли увез на дальнюю заимку, то ли колчаковцы при обыске отобрали. Остальное было у фрейлины — она за границей — и умершей монашки.
Вторая: шкатулка, попавшая через начальника царской охраны полковника Кобылинского к пароходовладельцу Печекосу. Он был поляк, католик.
В недостатке силового усердия чекистов обвинить нельзя. Работала типовая схема: допрос — арест -второй допрос, на котором признают, что на первом говорили неправду. Били? Смотрю на подпись жены полковника Кобылинского, а допрашивали ее, судя по материалам дела, 27 раз. Ясные поначалу, ровные буквы (почерк-то учительский, в Тобольске Клавдия Михайловна несколько месяцев обучала царских детей) день ото дня, месяц от месяца теряют твердость, превращаются в дрожащие закорючки.
Спору нет, царские богатства подлежали национализации. Не только по тогдашнем, революционным, законам, ной по нынешним — имущество выморочное, то есть оставшееся без прямых наследников. Однако порядочного человека ограничивают и другие законы -истории, веры, морали, превращавшие имущество в святыню.
Цена честного слова
Сокровища, вверенные полковнику Кобылинскому, казалось, близки, почти взяты. Но нет! С ними связаны самые драматические события.
Гвардейский полковник Eвгений Кобылинский, дворянин, фронтовик, был человеком чести и долга, что подтверждает даже выписка из его расстрельного дела. «После февральской революции… продолжая служить государю и императору верой и правдой, терпя грубости и нахальства охраны, он сделал для царской семьи все, что мог, и не его вина в том, что недальновидные монархисты не обратились к нему, единственному человеку, который имел возможность организовать освобождение царской семьи…» В 19-м году Кобылинским предлагали уехать за границу. Отказался. Расстрелян в 27-м.
В 34-м за полковника пришлось отвечать его жене. От нее добивались выдачи списка драгоценностей: «Какую цель Вы преследуете, скрывая его?» Тщилась доказать свою искренность, терзала память, извлекая из нее подробности тех страшных предотъездных дней: браунинг великой княжны Ольги в столе у мужа, коробочка с серебряными рублями — на последнем уроке передал царевич, просил закопать поглубже, а то монетки редкие.
В Орехово-Зуеве у Кобылинской остался один-одинешенек сын-школьник. Панический страх женщины- за своего мальчика внушал чекистам некоторую надежду на приоткрытие тайны, ибо к тому времени из ее действительных держателей уже трудно было что-либо вытянуть. Константин Иванович Печекос лежал в больнице после попытки самоубийства. Eго жена Анель Викентьевна покончила с собой, проглотив куски разломанной ложки.
На втором допросе-признании Константин Иванович не скрыл, что дал полковнику и, значит, императору клятву хранить молчание. Что, кроме пакета, получил кинжалы и шпаги. Когда брат, тоже богатый купец, собрался бежать в Польшу, они вдвоем замуровали все в Омске: в стене собственного дома Александра, на шестом этаже. Там и царское, и братнино. Через границу перевезти было нельзя.
Четыре дня следователи ломали стены в доме на Надеждинской улице. На четвертый Печекос, улучив момент, прыгнул из чердачного окна. Переломал таз, разбил позвоночник, но остался жив.
Кобылинскую заставили написать письмо в больницу: «Константин Иванович, умоляю Вас отдать все, что Вам отдано… Подумайте о страдании всех людей, связанных с этими вещами». Печекос молчал. Кончилось тем, что выпустили с подпиской о невыезде. Следили за ним до конца 60-х годов: не сможет же бывший купец устоять перед соблазном баснословного богатства, как-нибудь выдаст себя.
Когда, где закончились его дни? Известно ли внукам-правнукам, чем заплатил дед за верность слову? Совершил свой тихий подвиг в четырех стенах камеры, тише не бывает. Господи, что стоило нарушить слово — кто бы проведал! Да и вернуть ценности все равно было некому. Осталась бы в живых Анель, не искалечена жизнь его, дочерей…
Всех фигурантов постепенно освободили с той же подпиской, под надзор и слежку. В 37-38-м, надо полагать, большинство «устранили». Само дело перед войной сдано в архив, поскольку «представляет оперативную ценность, но «в настоящее время использовано быть не может». Кладов, кроме Марфиного, так и не нашли.
В Алмазном фонде следов нет
Список изъятых ценностей просмотрел директор Алмазного фонда Роскомдрагмета Виктор Васильевич Никитин и .прежде всего, усомнился в профессионализме оценщиков, в выставленных ими ценах, предположив гораздо более высокие. А каковы они сейчас? Никитин засмеялся: надо прибавить длинный ряд нулей. Однако о местонахождении вещей Виктор Васильевич и гадать не берется. Уверен: «Никто уже вам не скажет».
Документы тех лет в Гохране давным-давно уничтожены. Список -примитивен, ничего не подсказывает. Без описания, без истории -страна, время, мастер — тобольских сокровищ теперь не узнать. Могли попасть в Эрмитаж, в Исторический музей. Полистайте их каталоги — полно обезличенных экспонатов. «Получено из Гохрана» -и вся биография. Как говорит Никитин, растворились.
История для служебного пользования
А в закрытых архивах растворено само дело об их поисках, представляющее тоже немалую ценность. Да, согласно закону органы федеральной безопасности имеют право оберегать тайну своих бывших сексотов, наушников, по-профессиональному — данные оперативного учета и регламента оперативной работы. Правда, те агенты давно отправились в мир иной. Неужто продолжают оставаться актуальными их методы?!
Ну изымите тогда самые сокровенные страницы, запечатайте сургучом и отдайте остальные историкам! Всему колоссальному материалу, собранному за последние годы при расследовании обстоятельств гибели царского семейства, место — в Государственном архиве России.
История, которую прячут, чревата повторением, и гриф «для служебного пользования» приобретает в таком случае зловещий смысл.