Домой!
Посвящаю ветерану Великой Отечественной войны Константину Андреевичу Новгородце-ву. И всем павшим на этой войне, и всем вернувшимся с нее.
Ко мне приходит облако.
Оно
То радостью моей осветлено,
То — что скрывать —
омрачено печалью…
Оно придет —
и даль сомкнётся с далью,
и памятью уйдет в мои глаза,
как степь,
как поле — просекой в леса,
как горы в небо,
речка за излуку,
как за год — год…
Была ль змея гадюкой?
Сверкнет во мне,
и я-уже стою
мальчишкой
там,
у детства на краю.
Стою босым,
стою белоголовым, —
и крик во мне
никак не вспыхнет словом,
не вырвется,
как выплеск ножевой.
И я в траве,
как столбик межевой,
недвижно стыну посредине лета:
у ног моих искольчатая лента
течет, как деготь
с крапинками льда,
и даже тенью леденит:
беда!
Беда!
Беда!
Как будто из погребца
подгрудно бьет.
Подсказывает сердце:
бежать!
Бежать!
Бежать во весь опор
на голос матери:
— Домой!..
Домо-о-ой!
С тех пор
он — голос тот, —
как вспугнутая птица,
и днем, и ночью
надо мной кружится,
зовет,
зовет
и летом, и зимой:
— Домо-о-ой!..
Домо-о-ой!..
Какое там «домой»,
когда война!
И я во всем зеленом —
зеленый сам —
в пыли,
в поту соленом,
в развернутых цепях
на тыщу верст
ложусь,
ползу…
— Ур-р-ра-а!..
И в полный рост
встаю,
бегу,
глушу огонь огнем…
Теперь все это в облаке моем
ко мне приходит.
А бывает так:
Танк многотонный,
крестобокий танк,
берет меня — я вижу! —
в перекрестье
и весь наш взвод,
с холмом, с окопом вместе, —
за бруствер,
как за шиворот, берет:
под крест!
Под крест!
Под крест вас всех!.. — ревет
и тянет всех
под гусеничный лязг:
сотру!
Сотру!
Сотру не только вас —
сотру всю Русь!..
Но — слава бронебойцам! —
он сам горит!..
Постой!
Да это ж солнце
встает в окне —
лицом к пережитому,
и радио поет про Сулико…
Ах, как относит память далеко.
— Домой!.. Домой!..
А я всю жизнь из дому.
1995 г.