На тройке, но не граф
Студенческие байки
И сейчас, в феврале, кое-кто из студентов тюменских вузов вспоминает как кошмарный сон зимнюю экзаменационную сессию. Недаром поется в старой песенке: «От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год!».
Это трудная пора, когда студент одновременно похож на собаку, ящерицу и графа. На собаку потому, что смотрит на экзаменатора умными глазами, а сказать ничего не может. На ящерицу — потому, что один «хвост» отрубят, другой вырастает. На графа — потому, что, в конце концов, выезжает на «тройке».
Вообще-то старшекурсники утверждают, что нет трудных экзаменов, есть трудные экзаменаторы. Себя я считаю студентом 41-го курса, поскольку шесть лет был студентом двух вузов и 35-й год работаю со студентами. Расскажу несколько баек о трудных экзаменаторах.
Профессор Бугай был величествен, суров и строг. Он преподавал труднейший сопромат, о котором говорят: если сдал сопромат — можно жениться. Но студенты переиначили эту фразу так: если сдашь экзамен Бугаю, можно жениться. Бугай придерживался вредного педагогического постулата: Бог знает предмет на «отлично», преподаватель — на «хорошо», а студент, в лучшем случае, — на «удовлетворительно». На экзаменах «неуды» у него так и сыпались. Получил «уд» — считай, что родился в рубашке.
Очередной экзамен. Бугай свирепствует в аудитории. «Неуды» получила уже половина группы. Вторая половина дрожит в ожидании. Вдруг входит в аудиторию лаборантка кафедры и на подносе подает профессору записку со словами: «Студенты передали?.
Бугай разворачивает бумажку и читает: «Профессор! Вспомните, каким сами были студентом-теленком». Профессор наморщил лоб и вызвал очередного студента. Больше он никогда не ставил «неудов». (Для тех, кто, может быть, не знает: бугай — это племенной бык).
Доцент Деев преподавал генетику. Это, конечно же не пресловутый сопромат, но тоже, скажу вам, штука не из легких. Разложил Деев билеты, а студенты толпятся в коридоре, но на экзамен не идут: опасаются и генетики и вечно сурового Деева. Он еще на первой лекции заявил, что работает со студентами под девизом, взятым из арии Родамеса в опере Верди «Аида». Когда студенты признались, что «Аиду» не слушали и, кто такой Родамес, не знают, Деев, подняв правую руку вверх, продекламировал: «Пощады не ждите — она не придет!».
Два раза уже выходил в коридор и звал Деев студентов на экзамен, но никто не отважился. В третий раз он пообещал, что, если через пять минут студенты не возьмут билеты, он доложит декану о срыве экзамена, и сдавать они его будут за счет каникул.
Прошло минуты три от последнего срока, и студентка-отличница, невзрачная лицом и фигурой, громко сказала:
— Ладно, я пошла. Eсли Деев будет ставить мне оценку за фенотип, он, конечно, поставит «неуд», а если за «генотип» — то отлично.
И пошла. За ней остальные.
Когда Деев вписывал отважной студентке «отлично» в зачетку, то сказал ей с редкой на лице улыбкой:
— Это вам за генотип! Подслушал, наверно, у двери…
После узнали, что это была вторая «отличная» оценка, поставленная доцентом Деевым за пять лет!.
(Для тех, кто, наверно, забыл термины: фенотип — это внешний вид, генотип — внутренняя сущность, особенность субъекта).
***
На экзамене у старого профессора Маслова студент Мишин явно шпаргалит. Маслов делает одно замечание Мишину, второе… Наконец не выдерживает:
— Мишин, я бы вас давно прогнал с экзамена за ваши шпаргалки, если б не знал, что у меня в семестре вы отвечали неплохо. Идите-ка отвечать. Я вас сейчас прощупаю до самых мелких косточек.
Из поколения в поколение студенты передавали рассказы о манере Ма.слова «прощупывать». Когда студент отвечал на все вопросы билета и надеялся, что сейчас все кончится, Маслов с приятной улыбкой заявлял:
— Ну-с, чудесно. На билет, вы ответили. Экзамен только начинается.
Он брал в руки учебную программу по предмету и начинал гонять по ней, задавал дополнительные вопросы.
Мишин с честью выдержал гонку и получил «отлично» плюс… последний дополнительный вопрос.
— Зачем же вы, Мишин, шпаргалили? Ведь вы хорошо усвоили программу.
Студент на вопрос не ответил, сказал «спасибо» и ушел. Года через три Мишин поступил в аспирантуру и сдавал вступительный экзамен комиссии, в составе которой был и Маслов. Профессор узнал своего студента.
— О! Мишин! Помню-помню, как вы у меня шпаргалили на экзамене. Но ведь я поставил вам «отлично». Заслужили!
— Профессор, — ответил Мишин, — тогда шпаргалили другие, а я только отвлекал на себя внимание.
***
Академик-почвовед Бушинский был добряк невероятный, поэтому по совету ректората доценты кафедры к нему студентов на экзамен и консультации не допускали, принимали сами и сами консультации давали. Кабинет академика был в самом конце коридора, а по пути к нему все время была гостеприимно настежь открыта дверь доцентского кабинета. Eсли появлялись студенты с желанием получить консультацию у академика(он им лекции читал), доценты тут же их перехватывали, просили академика не беспокоить, они сами разъяснят любой вопрос.
Однако студенты — народ дошлый и быстро нашли выход. Пока двое широкоплечих, закрыв собою дверь доцентской, договаривались через порог о консультации, за их спинами человек пять-шесть тихо, как тараканы, проскакивали в кабинет академика, робко здоровались и просили их проконсультировать.
Академик радовался появлению, как он говорил, «молодняка», усаживал на мягкий диван черной кожи.
— Так, говорите, вам консультацию дать? А учебник вы читали?
— Читали. Мы и ваши лекции читали. Но в учебнике есть неясные места…
— Да, в учебнике этого автора много неясных мест. Я вот все
соберусь написать вам, молодым, учебник…
— Надо бы, надо бы, Владимир Дмитриевич! В ваших лекциях все понятно. Но мы записать все не успеваем.
— А что такое почва, вы знаете? Ну-ка вот вы! — академик показывал на кого-нибудь из «молодняка».
— Почва — это верхний слой земной коры… — отчеканивал студент. Eще бы! С понятия «почва» начиналась первая строчка учебника, а если студент читал его, то миновать их никак не мог.
— Ну вот, — удовлетворенно говорит академик. — Вы же знаете, а говорите, вам консультация нужна. Может, у вас и зачетки с собой?
Конечно, с собой. Именно этих заветных слов и ждали сидящие на диване. Но ищут у себя в нагрудных карманах пиджаков, переминаются, переглядываются… Достают зачетки стеснительно. Дескать, да, случайно оказались с собой. Совершенно случайно…
Академик раскрывает первую зачетку и спрашивает:
— Так сколько вам поставить, молодой человек?
— Тройку…
Академик высоко поднимает брови, откидывается в кресле и показывает на портрет на стене:
— Вы знаете, кто это?
— Да. Это академик Василий Робертович Вильяме.
— Так вот, перед лицом моего учителя я не могу поставить вам «тройку». Я вам ставлю «хорошо».
Что может быть приятнее этих слов? Это же мед на душу студента. Он бывает раз в жизни, и то не у всякого.
Просимые четверки записываются в зачетки без возражений, чтобы получить «отлично», надо ответить на какой-либо нетрудный вопросик.
Академик пожимает студентам руки, называет их «коллегами», благодарит за хорошие знания.
Довольнехонькие студенты молча проходят мимо гостеприимно открытой двери доцентской, где двое договорных «заложников» еще консультируются. Они только завтра придут сдавать доцентам экзамен. А что получат — неизвестно. Но то были отличники, надёжные ребята.
Однажды одним из таких «заложников» был и я, а назавтра, после доцентского «допроса с пристрастием», мне улыбнулась только четверка, которую Другие вчера у академика Бушинского получили за так.
Но что ни сделаешь ради друзей!