Для поцелуя нужны две головы
«Газеты нужны власти для того, чтобы власть не скурвилась».
Из беседы автора с председателем Тюменского облсовета Владимиром Ульяновым осенью 1992 года. Какие страсти бурлили в нашей прессе в связи с отставкой Олега Попцова. И вдруг — стихли. Более того, в недавнем номере «Московских новостей» Лидия Польских заявила нечто и вовсе неожиданное: «Уход председателя РТВ нельзя считать трагической потерей».
Сторонники свободы печати со мною не согласятся, но я готов заявить: отставка Олега Попцова — вещь не только не ужасная, но вполне естественная.
Одна из удивительных характерных черт нашей печати — неутолимая потребность в любви. Конечно, пресса хотела бы сохранить свободу рук и действий, но только чтобы эта свобода вызывала исключительно любовь и восторг властей всех уровней.
Налицо противоречие. Потому что любовь может быть только взаимной. Или, как любил говаривать абсолютный реалист Санчо Панса (в отличие от неисправимого романтика Дона Кихота), для каждого поцелуя нужно, самое меньшее, две головы.
Наша пресса жаждет любви. И отчаянно ревнует, когда предмет властной любви меняется.
Вспомните, как шибко любила, прямо-таки обожала, российская демократическая пресса президента Eльцина в 1991-1992 годах. И как она отчаянно ревнует его к нынешним симпатиям президента — генералам Коржакову, Грачеву, Барсукову. Я понимаю, что говорю нечто обидное для товарищей по перу, но не могу отделаться от мысли, что истоки недовольства — все-таки в ревности.
Неужели коллеги столь же наивны, сколь и многоопытны? Неужели они не знают — продолжительного романа между прессой и властью нет и быть не может. Не может быть никогда.
Таких примеров нет. Их даже нет в Соединенных Штатах, в стране, где принцип свободы печати возведен в ранг одного из краеугольных государственных постулатов. Где официально с этим считается любой президент. Рискни он, к примеру заявить, что не уважает свободу печати… Да нет, не рискнет.
Так вот, все американские президенты были на ножах с прессой.
Джордж Вашингтон, уйдя в отставку, первым делом отменил подписку на все газеты. Eго преемник Джон Адаме поддерживал прохождение через конгресс серии законов, в том числе закон о подстрекательстве, который предусматривал тюремное заключение за «лживую, клеветническую и злобную писанину», направленную против правительства США или президента. Третий президент, автор Декларации независимости Томас Джефферсон, называл газеты своего времени «зараженным источником». «Нельзя верить ничему из того, что печатается в газете», — писал он.
Газеты платили ему тем же. С их страниц господин президент, достопочтенный прихожанин так называемой «народной церкви», основатель Виргинского университета, представал хозяином целого гарема черных рабынь и их потомков, которые, за исключением цвета кожи, как две капли воды повторяли облик президента Соединенных Штатов…
Это было давно. Но вот наш век. Президент Герберт Гувер: «…Мне не приходилось видеть ничего более отвратительного, чем отношение прессы к президенту Соединенных Штатов». Далее, ни один президент США не получал столь большого количества недоброжелательных и даже крайне злобных оценок, как Франклин Рузвельт. Он, в свою очередь, называл все, что пишут газеты, «чистейшей чепухой»…
Президенты приходили и уходили, но отношения меж ними и прессой не менялись. Этот двухсотлетний опыт позволяет предположить, что в демократическом обществе такое противостояние есть единственно возможная форма существования и власти, и прессы.
Отставку Попцова, и вслед за нею Вячеслава Костикова, посла в Ватикане, напрямую связывают с откровенными книгами о президенте Eльцине, которые были изданы председателем телерадиокомпании и бывшим пресс-секретарем президента.
Эти книги были написаны государственными чиновниками, находящимися на государственной службе, о руководителе государства. Совершенно не касаюсь художественных и иных достоинств этих книг. Но я хотел бы спросить: неужели авторы рассчитывали на какую-то другую реакцию?
Любовь и власть. Две вещи несовместные — любовь властей и свобода печати.