Мухи в огне
«Иди в огонь за честь отчизны, за убежденья, за любовь…»
(цитата N 1 — из Николая Некрасова).
» — Почему она — Мушка?
— Потому что она садится на всякую дрянь» (цитата N 2 — из слегка перефразированного Мопассана).
«Только покойники не меняют точек зрения» (цитата N 3 — из Владимира Порфирьевича Костоусова).
Таким образом, можно догадаться, что тема сегодняшней редакторской колонки: существуют ли в наше время убеждения?
Классики XIX века, на которых я позволил себе сослаться, уже и тогда полагали, что в этом серьезном деле возможны варианты. Следующий век, наш родной, двадцатый, был в этом плане гораздо жестче. Тот, кто сегодня поет не с нами, тот против нас. Убеждения полагалось впитать с молоком матери и строго им следовать. Сменивший убеждения менял, как правило, местожительства. А иногда и простр переставал жить. Строго с этим было, с убеждениями. И, казалось, навсегда. Однако последние десятилетия распустили народ.
Точнее, он сам распустился. Неожиданно обнаружил, что наличие, а равно и отсутствие, убеждений (или того, что под этим термином понималось) ничего не гарантирует. И начался всероссийский дрейф. Кто слева направо. Кто справа налево. А иные умудрялись и вовсе одновременно плыть в обе стороны.
И если бывшие партийцы, особенно в старшем колене, как-то по привычке держались знакомого фарватера, то впавшие на радостях в демократию меняли убеждения, как зайцы беляки шкурку. Некоторые едва ли не за год умудрялись пройти насквозь весь политический спектр. Впавшие в национальный радикализм Сергей Бабурин и Илья Константинов, например, сперва баллотировались в народные депутаты по спискам «Демроссии». Бывает…
Наверное, подобное естественно и не слишком страшно. Наверное, это даже следует понять. Ну, человек собственноручно кует свои, не цековские, не выданные чохом, как армейские гимнастерки, убеждения. Знакомится с одним, с другим, с третьим. Сегодня тусуется среди демократов, завтра, в черной рубашке, марширует в рядах Русского национального единства. Ищет себя, как принято говорить.
Смущает меня, например, лишь амплитуда этого поиска. Бросаются, особенно молодые, из крайности в крайность. Из коммунизма в фашизм. Из демократии «широкого профиля» в полувоенную организацию крайне правого спектра.
Начинаешь спрашивать: отчего такие широкозахватные поиски? Почему метания вплоть до отрицания?
Кто говорит: деньги. А деньги, добавляет, не пахнут.
Другой (шел на выборы, говорил о себе — демократ, теперь присуседился к организации с никаким политическим лицом) объясняет: меня пригласили, мне интересно попробовать…
Начинаешь рассуждать, что так — некрасиво! Товарищ не понимает. И верю, что он — действительно не понимает. Почему (читается в его широко раскрытых глазах) всем другим можно менять взгляды, а мне нельзя? И я никак не решаюсь ему сказать: другие-то — меняют взгляды, а ты что меняешь? А ты порхаешь, как героиня Мопассана, рискуя вляпаться во что-то неблагоуханное.
Конечно, по классической традиции, в нашей стране отношение к перемене взглядов, как и к перемене мест, нехорошее. (Не случайно, прекрасного музыканта Владимира Спивакова едва ли не каждый второй интервьюер пытался попрекнуть проживанием под безоблачным испанским небом. Мол, все остальное — выше всяких похвал, но есть один брачок…).
Не так давно один из крупных политических деятелей, что ныне находится в отставке, публично дал повод упрекнуть себя в перемене некоторых краеугольных постулатов, главным образом, предвыборного свойства. И вы знаете, кто яростнее других возмутился? Другой партийный чиновник, правда, куда более мелкого разряда. В былые времена он трепетал, будучи вызван для беседы к первому. Зато сейчас спокойно озаглавливает свои тезисы — «Чушь собачья»…
Я не очень помню, чем в свое время прославился второй товарищ. Подвизался он, в основном, на идеологической ниве. Работа была, как даже в то время говорили, не бей лежачего. Первый же и раньше был первым. Был разным. Но имел взгляды. Стало быть, есть чему меняться. И не защищаю я одного партийца от другого. Хотел бы отстоять право человека на собственные взгляды. В том числе, и право на то, что они могут перемениться.
Со взрослыми — более-менее ясно. Со стариками, тем более — никогда не воюю. Их право думать так, а не иначе. С ними можно спорить, но нельзя смеяться, особенно над теми, кто искренен, даже если он, на мой личный взгляд, заблуждается.
Сложнее с молодежью. Остается лишь надеяться, что время возьмет свое, что жизнь — научит. Тем более что (см. цитату N 3) только покойники не меняют точек зрения.