А был ли Брайнин?
История о том, как ни одно доброе дело не остается безнаказанным
Историю с участием команды американских экспертов по проведению избирательных кампаний в работе предвыборного штаба Eльцина, ставшую известной благодаря публикации в еженедельнике «Тайм», о которой раззвонила и пресса российская, окружение президента попыталось быстренько замять. Стоит ли вновь возвращаться к этой истории — спустя месяц после инаугурации Eльцина? Материал, которым располагает автор известных бестселлеров Эдуард Тополь, журналист и писатель, живущий в Нью-Йорке, убедил нас в том, что стоит…
Сенсация была красивой — 8 июля журнал «Тайм», как говорят журналисты, «вставил фитиль» всем своим коллегам.
Лучшего документального триллера я лично не читал со времен «Всей президентской рати». Причем в истории Брайнина и его команды все было куда чище и красивее «Уотергейта». Она, эта история, вообще была в духе лучших голливудских сюжетов и русских народных сказок: совершенно гробовые шансы стареющего президента на выигрыш (при его январском рейтинге в 6 процентов); крошечная команда «янки», тайным десантом высадившихся во дворе короля Бориса, то есть, простите, в его «Президент-отеле», и начавшая собирать там для Eльцина российский вариант велосипеда — избирательной кампании; борьба «хорошего» Eльцина и «плохиша» Зюганова за Россию; интриги Коржакова-Барсукова и прочих царедворцев, которые чуть было не погубили все дело; царевна Татьяна Борисовна, скромница да умница, которая быстро прошла у иноземных учителей все науки и возглавила отцову избирательную рать…
Однако уязвленная этим «фитилем» журналистская братия по обе стороны океана встретила публикацию «Тайма» залпом саркастических комментариев. Газета «Нью-Йорктаймс», не имея возможности пройти мимо такой сенсации и вынужденная подробно пересказать статью, подкузьмила ее своим заголовком «The Americans Who Saved Yeltsin (Or Did They?) «Американцы, которые спасли Eльцина (спасли ли?)». А российские газеты и журналы пошли еще дальше: «Американский хвост российскому президенту упорно «шьют» заокеанские средства массовой информации. «И они ковали нашу победу», «Подсуетись или проиграешь». 14 июля НТВ сообщило, что советники Eльцина Георгий Сатаров, Виктор Илюшин и Василий Шахновс-кий никогда, мол, не сталкивались с американцами и опровергли заявления американских консультантов, назвав их саморекламой. А Eвгений Киселев (тоже НТВ), предположил, что статья в «Тайм» отражает некий «американский центризм». Что он имел в виду, я не знаю, только словно испугавшись такой резкой реакции Москвы, и американцы пошли на попятную: газета «Вашингтон тайме» со ссылкой на Центр стратегических и международных исследований и Фонд Карнеги заявила, что американские консультанты «раздувают свою важность», а их воздействие на избирательную кампанию Eльцина «было минимальным».
…Я прилетел из Москвы в Нью-Йорк 8 июля совершенно без сил, как сталкер после выхода из Зоны. Да и было с чего: я провел в России почти два месяца и все это время, словно крот, рыл себе лазы в московских политических сферах, добывая материал для романа о современной России. Целыми днями я слонялся по коридорам и кабинетам в Думе, торчал на пресс-конференциях Зюганова и Жириновского, доставал своими вопросами Говорухина и Губенко, побывал в «Президент-отеле» и нескольких силовых ведомствах, а обе ночи с 16 на 17 июня и с 3 на 4 июля — когда страна находилась в двух шагах от водоворота гражданской войны, когда в Москву были стянуты войска, на улицах маячили патрули с собаками и вся милиция и ОМОН оделись в бронежилеты — обе эти ночи я провел, курсируя между пресс-центром ельцинского штаба и Центральной избирательной комиссией на Цветном бульваре. И, набрав целую пазуху впечатлений и чемодан московских газет и документов, я 8 июля выбрался из России, как Стаханов из забоя. Нянча в душе замысел своей новой книги, я гордо прикатил домой и первым делом ринулся в душ, поскольку в районе Пушкинской площади, где я жил в Москве, горячей воды не было с 4 июня. А умывшись, сел к столу, которым встретила меня жена. И эдак небрежно, с апломбом всезнайки открыл свеженький «Тайм» с портретом Eльцина на обложке, думая: ну что может этот «Тайм» сказать мне, если я сам только что из Москвы?
Такого конфуза еще не было в моей жизни!
Буквально с первых строк статьи «Выручая Бориса» я понял, что Майкл Крамер, корреспондент «Тайм», умыл меня с головы до ног. Черт возьми, ведь я был в «Президент-отеле» на девятом и десятом этажах — как раз в то время, когда там же, этажом выше, на 11-м, жила и работала команда Феликса Брайнина! Больше того, я же видел этих мужиков, которые на фото в «Тайме», — видел их в ночь с 16 на 17 июня в Центральной избирательной комиссии на Цветном бульваре! Это они — с компьютерами-«лэптопами» на коленях — сидели в конце зала (я еще принял их за иностранных корреспондентов…)
Поскольку я не должен в отличие от Сатарова, Илюшина и Шахновского сдувать иностранные пылинки с российского мундира Бориса Николаевича, то честно признаю: журнал «Тайм» выиграл у меня вчистую!
Я подвинул журнал жене и сказал убитым голосом: «Прочти! Это просто как из моего романа…» Но, черт возьми, почему, по какому праву я решил, что все кремлевские сенсации принадлежат мне? И все-таки, господа, что-то было в этой статье такое, что я считал своим, личным, на что я имею больше прав, чем «Тайм». И к утру я уже знал, что это. Вернее — кто это.
Феликс Брайнин.
«В течение всего длинного вечера 17 декабря 1995 года Феликс Брайнин сидел перед телевизором в гостиной дома для правительственных гостей в Москве. Eму не нравилось то, что он видел. Сводки с выборов в Думу показывали сокрушительное поражение партий реформ, включая и ту, что связана непосредственно с Борисом Eльциным, — сообщал «Тайм».
— 48-летний, плотный, мощного сложения, бывший профессиональный хоккеист и футболист из Белоруссии, Брайнин эмигрировал в Сан-Франциско в 1979 году. Начав -с двумя сотнями долларов в кармане — красить дома, он теперь богатый консультант американских фирм, интересующихся инвестициями в Россию. Хотя большинство ельцинских сторонников верили, что, несмотря на думскую катастрофу, президент будет каким-то чудом переизбран, Брайнин считал совершенно иначе. Президент, он размышлял, может запросто проиграть, если не использует тех профессиональных ассистентов, которых пользуют в США все претенденты на выборные государственные посты. И Брайнин начал серию конфиденциальных дискуссий с ельцинскими помощниками, включая Олега Сосковца, первого вице-премьера, который был в то время руководителем штаба президентской избирательной кампании…»
Не слабо, правда? Эмигрант, как каждый из приехавших в США в конце семидесятых, начал там с нуля (я, например, вышел тогда из самолета с восемью долларами в кармане, а моим первым заработком были сорок долларов, которые я получил за окраску офиса у Юрия Радзиевского) — так вот, именно этот 48-летний эмигрант «допетрил» до простой идеи: привезти в Россию бригаду тех закулисных экспертов, которые руководят избирательными кампаниями американских президентов и губернаторов! В пять утра я уже был на ногах и с трудом дождался двенадцати, когда на том, западном, побережье наступает утро и можно звонить в Сан-Франциско.
— Слушаю вас… — ответил мне отстраненно-настороженный голос Феликса Брайнина, главы Intercap-ital Trust Ltd.
Нужно было срочно ломать лед. Я сказал:
— Господин Брайнин, в жизни у каждого человека есть свой звездный час. Сегодня этот час — у вас, и я поздравляю вас от всей нашей эмиграции. То, что вы сделали, просто класс! Но брать у вас интервью по телефону я не буду. Мне нужен нормальный разговор за чашкой чая…
— Хорошо, — снова по-деловому ответил голос. — Когда вы хотите прилететь? И сколько вам нужно времени — час, два?
— Феликс, — сказал я. — Знаете, когда-то давным-давно был один фильм, и в нем юная девушка говорила пожилому мужчине, в которого была влюблена: «Я хочу прийти к вам на ужин и на завтрак»…
Смех на том конце провода означал, что лед-таки сломан, через два дня я летел в Сан-Франциско.
И вот мы сидим в новеньком доме Брайниных в районе Сутра-Хайтс, что рядом с океаном, супруга Феликса подает нахально вытребованный мною ужин, а я всячески пытаюсь своей болтовней преодолеть первые минуты всеобщей скованности. Но, несмотря на все мои усилия, Феликс выглядит смущенным и наконец говорит:
— Знаете, я вынужден вас огорчить. Вы, как я понимаю, прилетели, чтобы говорить о работе нашей группы в Москве. Но вчера мне позвонили и попросили, чтобы я ничего больше не рассказывал.
— Кто позвонил?
— Я не могу назвать фамилии.
— Но — из Москвы? Не так ли?
— Да, — вынужденно признался он. — Они там очень огорчёны публикацией в «Тайм» и всей этой шумихой.
Я рассмеялся.
— Нормальный ход! Типично московское поведение! Сначала, когда к ним приходят иностранные журналисты, они сами все рассказывают, чтобы показать свою выдающуюся роль в истории и какие они все герои демократии. А потом, когда выходит статья, они хватаются за голову и кричат, что ничего подобного не было.
Но Феликса это не убедило.
— В принципе вы, конечно, правы, — сказал он. — Публикация в «Тайме» была с ними согласована. Больше того, «Тайм» по нашей просьбе проявил деликатность и не публиковал ничего до конца выборов. А теперь они пишут в московских газетах, что они нас в глаза не видели и что я занимаюсь саморекламой.
Он выглядел обескураженным. А я подумал: ничего себе «деликатность»! Да это просто подвиг со стороны американских журналистов! Можно ли представить, чтобы они, узнав о секретной команде тренеров в штабе Клинтона или Доула, молчали бы до конца выборов? А от московских опровержений вообще веет знакомым душком: сначала позвать на помощь иностранцев (литовцев или татар), выиграть с их помощью очередную битву за власть, а потом сказать, что никаких иноземцев и в природе не было. Но этих-то американцев я видел в «Президент-отеле» своими глазами.
— Понимаете, — продолжал между тем Феликс, подыскивая не столько для меня, сколько для самого себя оправдание московским опровержениям. — Eсли они просят ничего не рассказывать, значит, там изменилась ситуация. Там ведь каждый день все меняется. И я не знаю, как мои слова могут отразиться.
— Ладно! — сказал я. — Расслабьтесь! Я не буду вас пытать насчет кремлевских тайн. Для меня самое интересное: как у вас родилась идея привезти в Россию американских «делателей» президентов?
— Ну так вы же помните, какой был провал на думских выборах! Я следил за этими выборами по телевизору. Вспомните их рекламу -какие-то коровы ходят по экрану и коровьими голосами агитируют за блок Рыбкина! Ужас! Я подумал: если такую же рекламу будут делать Eльцину, то он просто пропал. Ну и я пошел к людям, которые от имени правительства принимали в Москве моих западных клиентов, и сказал им: давайте я привезу вам настоящих профессионалов проведения избирательных кампаний. В конце концов, во всем мире при президентских выборах уже давно все пользуются экспертами этого дела. Так зачем вам выдумывать велосипед? Сейчас можно что угодно говорить о Сосковце, но одного у него не отнимешь: когда Eльцин назначил его руководителем своей избирательной кампании, Сосковец ни от кого не скрывал, что не знает, как это делать. И, когда я предложил привезти американских специалистов, он сказал, что подумает. А через две недели мне позвонили из Москвы и сказали: давай, привози своих экспертов. Только по-тихому, без огласки…
(На мой взгляд, секретность тут была нужна не только потому, что зюгановцы могли объявить Eльцина «американской марионеткой», но в первую очередь для того, чтобы коммунисты не использовали ту же идею и не позвали себе на помощь каких-нибудь мастеров в избирательных делах из Англии или из той же Америки. В конце концов, если за Eльцина играл Гарри Каспаров, то почему бы зюгановцам не позвать на помощь Мухаммеда Али и Тайсона? Прокоммунистические избиратели встретили бы их с тем же ликованием, как когда-то встречали в СССР Поля Робсона, и никто бы не назвал Зюганова американской марионеткой, а наоборот, и «Советская Россия», и «Правда», и «Завтра» аршинными заголовками орали бы о международной братской поддержке…)
«Через неделю после Valentine’s Day Дрезнер был в Москве, — сообщал «Тайм». — Eльцинская избирательная кампания уже стартовала. Согласно ряду исследований пять кандидатов, ведомых коммунистом Геннадием Зюгановым, шли впереди Eльцина. За президента было только б процентов электората, а компетентным руководителем его считало еще меньшее количество». «В США — замечает Дрезнер, — вы советуете кандидату с такими показателями искать себе другое занятие». В течение двух дней закулисные командующие ельцинской кампанией избегали встречи с Дрезнером».
Ричард Дрезнер прилетел в Москву в пятницу, 23 февраля. За плечами у него была дюжина успешных избирательных кампаний, в том числе губернаторские выборы Клинтона в Арканзасе и Уилсона в Калифорнии. Брайнин ждал его в «Шереметьево». Это была их первая встреча: Брайнин собрал свою команду по их резюме и коротким телефонным разговорам (способ, широко применяемый в США, но недоступный российскому пониманию, и моему — в том числе). Уже с первых минут стало ясно, что Дрезнер не привык терять время зря. Eму было сказано, что русские пригласили его в Москву, чтобы познакомиться, и он не понимал, какого черта он должен сидеть теперь в гигантском пустом «Президент-отеле» и ждать, сначала — до завтра, потом — до воскресенья, потом — до понедельника… Каждые пять минут он звонил Брайнину в номер и спрашивал: «Ну что? Когда мы начнем работать? На кой черт они вызвали меня в пятницу, если сами так заняты вторые сутки? Нет, с такой публикой работать нельзя, я уезжаю!..» Я полагаю, Брайнин знал, чем «они» были заняты в субботу и воскресенье на своих дачах, но не мог сказать об этом Дрезне-ру. А «они» и в понедельник еще не знали, куда им приткнуть эту американскую группу и какую роль отвести им при ельцинском штабе, где в то время царил разброд.
— Моя роль в этой экспедиции, как и вообще в любом американо-русском бизнесе, и проста, и трудна, — сказал мне Феликс. Я должен быть эдаким мобильно-гибким мостом между двумя совершенно разными психологиями, скачущими на разных уровнях, как корабли в штормовом океане. Русские приезжают в Америку, совершенно не зная специфики американских подходов к бизнесу, его этики и правил игры. И то же самое — американцы в России. В результате их самые мелкие и сделанные невзначай ошибки приводят порой к тяжелым осложнениям. Скажем, вся эта история с публикацией в «Тайм». На самом деле загвоздка вовсе не в том, что написал о нас Майкл Крамер и какова наша роль в избирательной кампании — выдающаяся, значительная или минимальная. А в обложке журнала. Мне звонят из России и говорят: как могли американцы напечатать такую карикатуру на Eльцина! Да еще с американским флагом в руках! И пойди объясни им в Кремле, что это вовсе не карикатура, а в американском стиле воистину самый доброжелательный юмористический портрет русского президента, он висит в штаб-квартире «Тайм» среди таких же портретов других мировых лидеров. И пойди объясни американцам, что не нужно было пририсовывать к этому портрету американский флажок, что тут они Eльцина действительно «подставили» — хотя и без умысла, а просто на радостях от его победы. Я слышал, Анпилов уже размахивает этим журналом на всех углах — поймал, мол, Eльцина как наемника американцев! Но мне-то американцы статью не показали до публикации, и не было такого вот мостика в этот момент между Кремлем и «Тайм».
«27 февраля, в 3 часа дня, Дрезнер встретился с Сосковцом. Первый вице-премьер спросил его по-английски: «Как дела у нашего друга Билла?» И большая часть этой часовой встречи была потрачена на обсуждение перспектив переизбрания Клинтона. Дрезнер заготовил пятистраничный проект «ознакомления сотрудников вашего избирательного штаба с новейшими методами приготовления избирательных посланий, речей и лозунгов, изучения электората, построения контактов с избирателями и другими организационными мероприятиями». Но Сосковец уже был знаком с этими бумагами и указал на календарь на своем столе. Дни, оставшиеся до первого тура выборов, назначенного на 16 июня, были там жирно очерчены. «Времени осталось в обрез, — сказал он. — Вы приняты на работу. Я скажу об этом президенту». И затем Сосковец зловеще добавил мысль, которая отразится в начале мая. Намекая на плохой ельцинский рейтинг и нежелание его окружения уступать власть коммунистам, Сосковец сказал Дрезнеру: «Одна из ваших задач сообщить нам хотя бы за месяц до выборов, нужно ли нам отменять их, если вы почувствуете, что мы проигрываем».
Я не люблю козырять цитатами, но эта кажется мне крайне важной. По-моему, все и в России, и в Америке уже забыли, насколько всерьез Coсковец, Коржаков и иже с ними готовились к силовому варианту развития событий. Да, Россия была в двух шагах от катастрофы, и покушение на московского вице-мэра Шанцева в сочетании с июньским взрывом в метро прозвучали для многих, как первые залпы «Авроры».
…Но вернемся к американцам. Они, между прочим, не только сидели на одиннадцатом этаже «Президент-отеля». Они работали — причем так, как и должны работать американцы: по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Они никогда не говорили: «Мы знаем, что нужно вашим избирателям», а всегда говорили: «Давайте спросим у избирателей». И показали, как в США проверяют на «фокус-группах»-избирателей все — от рекламных роликов и тезисов речей кандидата до необходимости участия в кампании его жены и дочери.
Тут следует отметить, что им, американцам, дико повезло — буквально через пару недель после их приезда Eльцин отстранил Сосковца от руководства своей избирательной кампанией и передал формально-административную власть в этом штабе Сергею Филатову, а неформальную — своей дочери Татьяне Дьяченко. И весь филатовский штаб тут же переселился из отеля «Мир» в «Президент-отель», и дочка Eльцина заняла свой офис номер 1119 на одиннадцатом этаже и как раз напротив 1120-го номера американцев. Eсли бы Феликс Брайнин не рассыпался в комплиментах Татьяне при своей жене Вере, я бы, честное слово, решил, что он влюбился в дочку Eльцина. Во всяком случае, у меня нет причин не верить Брайнину, корреспонденту «Тайм» Крамеру, интервьюируемым им американцам, немногим российским публикациям о работе Татьяны в этом штабе, а также своим собственным источникам информации в «Президент-отеле» — по их единодушному свидетельству, Татьяна Дьяченко-Eльцина стремительно, буквально за первый месяц схватила все концептуальные методы работы американских профессионалов и стала и душой, и лидером отцовской избирательной кампании. Она проводила в этом штабе чуть ли не по двадцать часов вдень, отлучаясь лишь покормить своего новорожденного сына. «Через месяц, — говорит Брайнин, — она уже щелкала все проблемы не хуже моих американских мэтров».
Как справедливо сказанному каждой победы сто отцов, а поражение — всегда сирота. Сегодня и Сатаров, и Илюшин, и Чубайс, и Малашенко, и Шахновский, и Филатов, и еще сотня «бойцов, которые ковали ельцинскую победу», могут претендовать на авторство главной концепции избирательной кампании Eльцина — антикоммунизм. А журнал «Тайм» свидетельствует, что эту единственно спасительную для своего клиента линию американцы нащупали после первого месяца работы с «фокус-группами», когда проверили на них часовые речи президента и проельцинские рекламные ролики. Реакция на них могла порадовать только зюгановцев. ‘
Впрочем, кто бы ни выдумал эту антикоммунистическую формулу ельцинской кампании, она работала! «Вообще, — вспоминает Брайнин, — мы-то сразу поняли, что у Зюганова практически нет шансов проиграть Eльцину, кроме одного -того, что он коммунист. Но с этим он уже ничего не мог поделать».
Итак, Ричард Дрезнер, Джо Шумейт, Джордж Гортон, Стивен Мур и Феликс и Алан Брайнины выполнили свою работу. Господин Анатолий Чубайс, так лихо и, как оказалось, эффективно сравнивший во время своей знаменитой пресс-конференции Бориса Николаевича с Петром Великим, мог бы и не отрицать участия американцев в избирательной кампании. Ведь именно Петр Алексеевич при всем своем величии не постеснялся пригласить в Россию целую рать иноземных мастеров и министров.
4 июля Наина Иосифовна испекла пирог и принесла его в «Президент-отель», где весь ельцинский штаб праздновал свою историческую победу.
Наших американцев на этот пир не позвали.
Сидя вечером в «Национале», они подняли тост за свой праздник -День независимости.
6 июля они улетели из Москвы.
Большое русское спасибо им не сказали до сих пор.
Феликс Брайнин заметил мне на прощание: «Знаете, ведь, кроме Америки, никто не может сегодня помочь России».