Тюмень удивляет, она идет на голос
На днях, будучи гостем редакционного «круглого стола», губернатор Леонид Рокецкий упрекал журналистов, что они слишком часто и слишком много пишут плохого о Тюмени. Принимать упреки — не основное качество журналистики. Но Тюмень, «исконная, посконная, избяная, деревенская», сама неожиданно для меня вмешалась в этот спор.
Итак, Алябьевская осень. Вместо привычного шумного торжественного открытия — краткое вступительное слово и следом концерт знаменитого тенора в двух отделениях. Причем второе — редко исполняемые рахманиновские миниатюры на стихи поэтов-романтиков.
Что-то, ориентированное вовсе не на массовый слух. Но я видел изумленное (при всей привычной его сдержанности) лицо Михаила Бирмана, генерального директора областной филармонии. На нем (на лице, а не на Бирмане, конечно) было прямо-таки написано крупными буквами: «Аншлаг? На концерте тенора, даже такого знаменитого, — аншлаг!»).
Об этом же после концерта с восхищением говорил и сам тенор, народный артист СССР, солист Большого театра Зураб Соткилава. И он, и Бирман перечисляли все против: город, никогда не отличавшийся тяготением к классической музыке; город без консерватории, без оперного театра; город без больших музыкальных традиций. Все так. И все не так.
Михаил Бирман говорил мне, что надежды на то, что Тюмень способна заполнять концертные залы, где исполняется классика, зародились у него еще летом, когда приезжал оркестр Владимира Спивакова и зрители стояли даже в проходах.
Я помню, как Бирман, сам музыкант, а теперь еще и импресарио, спрашивал: «А если бы удалось организовать два концерта Спивакова, пришли бы зрители?». Я думаю, что именно тогда возникла мысль превратить традиционные «алябьевские» фестивали в фестивали классической музыки.
Зураб Соткилава пел. Зал аплодировал едва ли не дольше, чем звучала музыка каждой миниатюры, послушно затихал при первых звуках рояля, которым повелевал профессор Московской консерватории Важа Чачава, а потом снова взрывался аплодисментами.
Я раздваивался. С одной стороны, музыка требовала полной самоотдачи и от меня, как от слушателя. С другой — я должен был видеть все, что происходит вокруг. Видеть воздетые в восторге плещущие ладони — слева. Видеть замершее в экстазе лицо девушки — справа. Видеть, как встают зрители и тянутся к сцене, где священнодействует знаменитый тенор…
Мне кажется, что вызывали Соткилаву на сцену раз шесть. И с каждым новым выходом я все больше и больше гордился — нашим городом, нашими людьми, их вкусом и тонким пониманием музыки.
Правда, после концерта Зураб Лаврентьевич сказал, что в зале «Октябрьский» в Петербурге его вызывали не шесть, как в Тюмени, а целых девять раз…
А вы говорите — Тюмень. А вы еще не забыли и вторую часть конструкции — «столица деревень». Нет, что-то с нами действительно происходит. Мы начинаем чувствовать. Мы ощущаем зов прекрасного, и душа наша откликается на этот зов.
А Зураб Соткилава после концерта совсем не таков, каким показался нашим корреспондентам до концерта. «До» — он едва не сшиб с ног нашего фотокорреспондента, он категорически отказался от интервью и просто свистел на сцене (это, оказывается, означает: «пробовать звук»).
Зато потом — душа-человек. Понятно: душа зала, открытая, восторженная, ликующая, на какое-то время переселилась в артиста и останется в нем весь долгий путь поездом до Перми, до самого начала очередного концерта.
Зураб Лаврентьевич шутил и поднимал тосты, говорил серьезно о серьезной музыке (например, что человек, который понимает классику, не способен причинить зло другому человеку), рассказывал — в лицах — о своей первой, больше 30 лет назад, поездке в Казахстан, на самую границу нынешней Тюменской области. Запомнилось — и ему, и его нынешним слушателям, как в Караганде на концерт певца пришел цвет 37-го года, бывшие репрессированные, и как они слушали его, словно голос из безмятежного прошлого.
О единственном концерте в Тюмени сказал откровенно:
— Было опасение, что зрители могут не прийти. Они пришли, на эту музыку пришли, и у меня хорошее настроение.
Конечно, пришли. Не только на музыку, но и на голос. Что-то с нами происходит. Вы замечаете это?