Больница для заключенного, или о свободах и несвободах русской демократии
Я постараюсь быть кратким, хотя предлагаемая мной тема требует длительного и детального изложения и рассмотрения. Человеку, не искушенному в нюансах пенитенциарной системы, довольно-таки трудно будет ориентироваться в том, о чем я написал. Но я надеюсь, компетентные органы из «верхних» правовых й карательно-исполнительных структур управления внутренних дел Тюменской области поймут меня и примут соответствующие меры по восстановлению законности, порядка и справедливости на территории их ведомственных учреждений.
Конечно, хотелось бы уповать на мнение и поддержку простого народа, но к мнению нашего народа, как это ни прискорбно, высокое начальство и по сей день не прислушивается. Не потому ли «русская демократия» — это чудовищная пародия на свободу выбора и на свободу как таковую вообще? Не потому _ ли ее противоположность — русская несвобода — это беспрецедентное благосостояние беспредела, что чудовищно как по словосочетанию, так и по своей сути? Вот один пример русской несвободы.
Областная больница управления исполнения наказаний (ОБУИН) — это единственная в нашей области больница для спецконтингента, т.н. «зеков». Это два крошечных здания (два и три этажа) общей сложностью на сорок одну палату. Нижние же этажи этих зданий занимает полностью администрация этой больницы.
А знаете ли, из скольких колоний области идет сюда поток больных? Из десяти. В каждой от тысячи до четырех тысяч заключенных. Среднее число «зеков» примерно колеблется в пределах двадцати тысяч. Реально ли на такое количество заключенных иметь такую больницу?
Бегло опишу состояние больницы.
Осенью и весною с потолков течёт вода прямо на кровати, на больных. Вываливаются из стен целые кладки кирпичей, через образовавшиеся щели постоянно дует ветер. Канализация обеспечивает стойкий запах нечистот в умывальнике, коридорах, палатах. На полу лужи сомнительного содержания. Краска со стен висит клочьями.
В палату (20 кв.м) втиснуто шестнадцать коек, на которых лежат двадцать больных. Кто не имеет койки — лежит на полу. Знайте, знаменитые «хрущевки» — это райские гнездышки по сравнению с палатами ОБУИН.
О лечении. Лекарственных препаратов почти нет. Медицинская аппаратура разваливается, так как непрерывно используется 20-30 лет.
Eсли больных четырех отделений (хирургического, терапии, инфекционного и психоневрологического) еще как-то ставят на ноги, то туберкулезники едут сюда умирать. Умирать среди вони, тесноты, победоносного разгула тараканов, под издевательско-унижающие действия некоторых лиц из числа администрации. Туберкулезников за малейшее непослушание, за пререкания бросают в штрафной изолятор, где в рамах отсутствуют стекла именно зимой, где стоит страшная сырость и вонь. Из сорока одной палаты на «тубиков» приходится двадцать шесть… Койки в два яруса, на некоторых спят по двое больных.
В феврале этого года смертность больных туберкулезом превысила все нормы, если можно назвать нормой потерю даже одной человеческой жизни. Около тридцати мальчишек от 18 до 22 лет вынесли вперед ногами на «ледник» (местный морг) в начале этого года. Мама Хитрова Алеши из Нижневартовска, мама Актаева Олега из поселка Междуреченский, родные и близкие Толи Константинова из Лангепаса, Саши Серинова из Салехарда и прочих умерших здесь пацанов — знаете ли вы, как мучительно и страшно умирали ваши дети? Без ухода, в грязи, в бреду. Перед смертью у них брали пункции спинного мозга, без чьего-либо (без вашего!) ведома.
А ведь им правосудием России за мелкие проступки было дано от одного до двух лет изоляции от общества. Лагеря России, больницы — «изолировали» этих мальчиков от общества, от родных навсегда.
«У нас хуже, чем в тюрьме», — говорят больные. Оно и понятно: когда тебя подвергают экзекуциям в тюрьме, ты обычно не ропщешь, на то она и российская тюрьма, где беспредел и унижение — одна из основ ее фундамента, но когда тебя, больного, едва ходящего, с температурой, с распадом легких медленно убивают в больнице, — этому нет названия.
Как бывший корреспондент одной из тюменских газет я еще могу анализировать и понимать причины и обстоятельства, доведшие эту больницу до развала, до бедноты, «до ручки», но я не могу представить другого: почему в больнице происходят вопиющие нарушения этических правил, устава, правил внутреннего распорядка со стороны администрации?
Кто дал право унижать и оскорблять больных? Кто позволил им порочить честь русского мундира? Кто разрешил некоторым из них обворовывать больных и их родственников?
Вы посмотрите, как грубо нарушается норма выдачи продуктов питания больным! Уже полгода туберкулезникам не выдается молоко, вместо сливочного масла выдают подсолнечное самых низких сортов, по 2 столовых ложки в день на больного. Протухшие огурцы в теплой воде — это называется «суп-рассольник».
Что говорят врачи? Врачи говорят: пишите родственникам, пусть несут передачи, богатые белком, витаминами. Но ежедневный прием передач от родственников был запрещен (?) в июне прошлого года. Отныне передачи больным — один раз в месяц, весом до 8 кг. Из этих 8 кг дежурная смена ворует то продукты питания, то сигареты, то вещи.
Оперативно-рёжимные’1 работники выворачивают палаты наизнанку по 2-3 раза в день. Им плевать, что больной! Залезут тебе в трусы, в белье в поисках запрещенных предметов, вспорют матрацы, вытряхнут на грязный пол вещи из сумок. Это называется «шмон». Даже ночью врываются в палаты, и, оскорбляя и унижая больных, эти вояки крушат все.
Я не буду, я не хочу, я не могу говорить о всем происходящем здесь. Это ужасно! Мне обидно за наших врачей — они не имеют ни лекарств нужных, ни техники, ни помещений для лечения больных и собственного отдыха. Их вопиющий глас теряется в стенах УИН, как, впрочем, и глас больных. А режимно-оперативная часть оснащена современным оружием насилия и полностью экипирована. Бинтов нет, зато есть слезоточивый газ, антибиотиков нет, зато есть дубинка… Больница «вооружена до зубов».
Да, я понимаю, что нарушение экономических и финансовых структур сыграло негативную роль в вопросах обеспечения всех медицинских ведомств России (в том числе и ведомства от МВД) деньгами и нужными средствами, разорило и ликвидировало соответствующие фонды, реорганизовало старые кадровые аппараты, взаимосвязующие линии партнерства, исполняющие немаловажные функции в обеспечении стабильности и жизнеспособности всех регионов страны, в том числе и всей пенитенциарной системы. Все это так. Отсюда бедность и разруха.
Но кому-то, в конце концов, надо браться и строить вновь. Почему существует этот замкнутый круг изыскания средств? Финотдел больницы просит деньги у финотдела УИН УВД те, в свою очередь, клянчат у республиканского отдела финансов. Последние указывают на тысячи причин, из-за которых денег в Банке России нет, корят налоговую инспекцию за плохую работу; инспекция ратует на нерадивых, уклоняющихся от налога бизнесменов; бизнесмены ругают преступников за хищение денег; преступники «получив срок» и «конфискацию имущества», сидят в тюрьмах, которые рушатся, падают; больница тюремная дышит на ладан; администрация учреждений просит деньги у отдела финансов УИН УВД… А где же деньги-то, черт возьми?! Нет ответа. Как нет ответа и на вопрос, до каких пор уже наказанного по закону человека будут унижать, оскорблять, обворовывать и провоцировать тем самым на новые преступления в будущем.
***
P.S. Я не хочу, чтобы у читателя сложилось негативное впечатление о больнице в целом. Среди медперсонала и администрации есть люди, достойные теплых человеческих слов, те, кто исповедует добродетель и несет ее другим, кто не жалеет времени и сил для того, чтобы больные жили, сохраняя в сердцах своих Веру, Надежду, Любовь и чувство огромной благодарности к этим людям. Но этих людей единицы. Перечислять их нет смысла, ибо другие, в силу своей темной души, люто возненавидят их за милость к падшим.
От редакции. Письмо публикуется в сокращении.