Лето господне Юрия Акишева и апокалипсис Виталия Шилова
Художественная жизнь в Тюмени в эти дни сосредоточена на двух «персональных» разборах. Недавно «слушали дело» Юрия Акишева, а завтра, потирая в нетерпении руки, ожидаем Виталия Шилова. Вернисажу Акишева (успешный!) случился 1 февраля, а 9 февраля высокий суд ценителей нашего изоискусства придет на открытие выставки Шилова.
Два юбиляра, чей жизненный компас показал на 60 лет. Судя по энергии, с которой оба продолжают творить, и впечатляющей жизненной силе, для мэтров сей рубеж как промежуточная остановка — осмотреться, услышать отклики и — вперед. Что касается Акишева, его юбилей был в декабре 1998 г., но пришлось ждать выхода альбома, только что увидевшего свет благодаря помощи областного комитета по культуре. Шилов попал на свой год, ибо родился в 1940 г.
Два художника, две ярких творческих индивидуальности.
Акишев работает в манере поэтического реализма, выражая свою радость бытия символикой светоносных фигур. Сквозь них просвечивают контуры реального мира, но преображенного, выстроенного в той гармонии, которая открылась Юрию Михайловичу («На творческой даче», 1992; «Деревня пригорюнилась», 1994). Он смешивает разную технику, берется даже за тканые материалы, увлекается коллажами, забывается за кистью, легко и уверенно переходит к графике, колдует тушью. Eго духовная философия — сопереживать современным драмам, вторгаться в бездушный мрак текущей смуты и, не боясь зла, зажигать свечи, лампы, открывать окна очистительным солнечным лучам.
Шилов — громкое имя. Клубок споров вокруг. Он, словно былинный герой, недолго раздумывал у камня на перекрестке трех дорог, возвещавших опасные дела. По всем путям походил-поискал. Но всегда оставался верен традиционному русскому реализму, тому стилю модерн, который на рубеже XIX и XX веков обрели Билибин, Васнецов, их последователи. Вот и спорят в Тюмени о Шилове, прикнопив мэтра то к новопочвенникам, то к Илье Глазунову, то к консерваторам. А Шилов возьмет да и одарит нежным лирическим лучом или удивит портретом с духовной тайной незнакомого лица. Или на крутом взморье остановит коней, на которых — Наталья Николаевна и Александр Сергеевич Пушкины. Молодые, красивые, счастливые. И тянутся к ним робкие чистые цветы петербургского предместья, тянутся солнечные лучи, радуясь встрече. Такова жанровая картина юбилейного 1999 г. о прогулке Пушкиных.
Юрий Акишев родился в деревне Спирина. Сельцо то еще живет в 30 км к северу от Абатского на извилистых кольцах Ишима. Спасает движение по тракту от реки Ишимдо Викулово. Недалеко стоят старые леса, и не забыла природа свой чистый лик.
Лишь в 1961 г. закончил школу в Свердловске, занимался в изостудии, но в художественное училище не попал. После службы в армии (1964) не испугался штурмовать Московский текстильный институт, где был факультет прикладного искусства. А главное — солидная художественная школа, которая, как считает известный наш мастер Михаил Гардубей, привила Юрию-студенту вкус к оригинальному мышлению насыщенным цветным пятном, лентуловским знаменитым играм формы и красочных размывов. Были такие мастера в Москве в 20-е годы, составившие славу русскому авангарду на долгие годы.
С 1964 по 1976 гг. Акишев на Украине, в Ворошиловграде. Художник-дизайнер. Но тесно ему в оформительских рамках. Он начинает выставлять работы в графике, живописи, в офорте, гравюре. Выдумывает тематические композиции, осваивает жанровые вещи, натюрморт. С 1971 года художник выставлялся 28 раз. Масштаб впечатляет — международная выставка в США и Канаде (1998-1999), всесоюзные, всероссийские, зональные, областные и городские вернисажи. Практически всегда успешные. Последний («Россия-99») в Москве — успех с горчинкой, ибо пришлось выбираться из столицы за свои кровные.
С 1978 г. работает в Тюмени, начинал в художественном фонде, долго ждал официального признания. Лишь в 1989 г. получил билет Союза художников СССР, теперь РФ. Настоящее признание пришло раньше, когда его работы уехали за океан (США), в Eвропу, взяли наши музеи. Земля и небо ропщут и волнуются в них. О судьбе тюменской деревни («Спиринские крестьянки»), галерея народных характеров (солдат войны 1914 г. дед Нефед, портрет отца, бабушки, солдатки). И эта странная «Троица»1997 г. из серии народных гуляний. Миг духовного очищения. Вот девушка выходит из темного злого места и ее охватывает белый свет веры и надежды. Рядом люди в праздничном действе, взыскующие радости и тепла. И Христос, изгоняющий торговцев из Храма (1996). Таков сегодня Акишев, призывающий вечное и доброе, чтобы мы не забыли про труд души.
Иная судьба у Шилова. Он родился на пензенской земле в городе Кузнецке. В положенное время получил солидное художественное образование. Закончил известное училище в Казани (1962) и с ходу оказался в Харьковском художественно-промышленном институте. У мэтра монументальной живописи Eвгения Eгорова завершил курс в 1970-м, но никогда не забывал про классический мольберт и кисти. Уже первые работы Шилова были благосклонно приняты окружением, он становился известен и как монументалист и живописец. В 1973 г. его принимают в Союз художников страны.
Правда, в 70-е годы появившийся в Тюмени Шилов интересовал местную критику как оформитель. Лишь на всесоюзной выставке «Земля тюменская» (Москва-Тюмень, 1977)заметили его жанровую картину «Комсомольское собрание». Далее последовал успех ретроспективной выставки тюменских художников в Москве (1987), где выделили «Ветеранов Мегионнефтегаза» Шилова. И не только — москвичи приняли рельефы театра кукол (в фоторепродукциях), над которыми он работал с Всеволодом Кальниным и Эдуардом Тягло. В монографии «Художники Тюмени» (1994) Шилова прописали среди увлекшихся мифологическими и историческими сюжетами. Щедрее Александра Валова оказалась Нелли Шайхтдинова. Она увидела интерес художника к истории и героике тюменской земли, выделила крупные полотна «Eрмак», «Первопроходцы», «И поставить грады сибирские». Мэтр всегда тщательно готовится к очередной картине, роется в истории и литературе, пишет массу эскизов и этюдов. Он сам подбирает ткани, одежду, делает макеты орудий.
В 90-е годы Шилов все больше тянется к духовному свету христианского, библейского мироощущения. Исторический жанр насыщается текущими драмами, огнями смуты. Остаются эпический размах кисти, мощь фигуративных построений, но все чаще взгляд мастера замечает события, соотносимые с библейскими притчами. Марина Косполова: «Но и в этих сюжетах остается его эпикурейство, вера в лад мира». Добавлю — вера от жизни на земле бренной с ангелами во плоти и почти мирским Георгием Победоносцем. Остались в прошлом промышленные сюжеты, громоздятся тени и резкие цвета апокалипсических видений. Грозно и жестко художник предостерегает наш мир о бездуховности и слабеющей силе добра, без которой не будет желанного обновления родной земли. Но свет двух мастеров и во тьме греет.