Автобус, который заблудился в истории
Летней ночью прошлого года автобус, который вез нас из России во Францию, едва не потерялся в асфальтовой сетке дорог вокруг города Нюрнберга. Водитель плохо читал карту, и вскоре мы с Вячеславом Медведевым вынуждены были взять на себя роль штурманов. Определились, где стоит автобус, прикинули маршрут, вышли на автобан в сторону Страсбурга, где через щель между Францией и Швейцарией нам предстояло проскользнуть в департамент Верхние Альпы.
Автобус заревел двигателем. Медведев остался на переднем сиденье контролировать ситуацию. А мне уже не спалось. В голове стучало — это же Нюрнберг!
Сейчас, в преддверии очередной круглой победной даты, мне хочется возвратиться в ту летнюю ночь, в свои воспоминания о некогда читанном, о самом главном в истории этого немецкого города.
Я вспоминал старую кинохронику: нюрнбергские партайтаги, ревущие колонны, факельные шествия, механические прямоугольники марширующих солдат и истошные вопли фашистских вождей.
Но я вспоминал и наши университетские семинары по военной журналистике, которые вел Борис Самуилович Коган, сам воевавший (у нас почти все преподаватели вернулись на факультет после четырехлетнего военного перерыва). Мы читали репортажи из Нюрнберга Бориса Полевого, Сергея Крушинского, Ильи Эренбурга, Даниила Краминова, Семена Нариньяни…
Мне думалось тогда и сейчас думается, что в теперешнем восприятии прошлой войны Нюрнбергский процесс занимает недостойно малое место. А он — один из величайших ее итогов, наравне со Сталинградом, Курской дугой, Берлинской операцией, хотя и совершился без единого выстрела и «пострадавших» было всего одиннадцать.
Нюрнбергский процесс был всего лишь второй в истории человечества попыткой осудить агрессию (первая — Венский конгресс 1815 года, где пытались судить Наполеона и дали ему остров Эльбу). Нюрнберг осудил тех, кто развязал мировую войну, кто намеренно уничтожал мирное население завоеванных стран, кто построил лагеря смерти, кто проводил опыты на живых людях… Нюрнбергский процесс, или, как еще нередко говорят о нем, нюрнбергский протокол, не только приговорил немецкий фашизм, не только назвал СС преступной организацией, не только повесил руками сержанта Вудса 11 высших главарей рейха. Он поставил превыше всего — превыше закона отдельной страны и приказа старшего начальника — человеческую совесть. Одно из решений послевоенного Нюрнберга — приказ командира не освобождает солдата от ответственности, если это безумный, преступный приказ…
Я вспоминал той ночью трагические и шутливые страницы «нюрнбергского сидения», как его называли наши журналисты. Например, вот эта. При первом появлении Геринга на скамье подсудимых все обратили внимание на его помятый вид. На что известный острослов фельетонист Семен Нариньяни сказал: «Ничего. Отвисится». Он почти угадал. Правда, Герингу за пару часов до казни удалось принять яд. Но остальных десятерых его партайгеноссе благополучно повесили. И среди них — блестящих исполнителей тех преступных приказов — руководителя ОКБ (Оберкомандовермахт) Кейтеля и начальника генштаба Иодля… А как вздрогнули подсудимые, когда перед ними словно воскрес давно официально похороненный фельдмаршал Паулюс…
Недавно я обнаружил, что нынешние двадцатилетние почти ничего не знают о Нюрнбергском процессе. Это мы с вами, сосредоточась на больших и малых подвигах, забыли о мировых уроках второй мировой войны. Это наша вина, а не двадцатилетних. А потом удивляемся: где же иммунитет против фашизма? Позволю себе предположить — он в старом дворце правосудия в немецком городе Нюрнберге.