Зорко только сердце
Книгами влиятельных персон российского истеблишмента народ уже не удивишь. В книжном обозрении «Независимой газеты» рецензиям на них (чаще всего ерническим и переперченным) отведена большая полоса. Их цели ясны, задачи определены (нанятыми пиарщиками) — за работу, товарищи-господа, над крепостью лакомого имиджа и увесистых дивидендов от масс. Книги-игры, обманки, лукавый туман…
В регионах местные лидеры начали баловаться пером в середине 90-х. Клич чеховских «сестер» позвал авторов в путь наверх. Тюмень — счастливое исключение. Мне известны четыре книги «о времени и о себе» наших деятелей.
Увы, «сделаны» они по столичному шаблону с такими мелодраматическими выкрутасами в представлении судеб ответственных лиц, что хочется разрыдаться на этих преждевременных «поминках».
Недавно увидевшую свет книгу ректора госуниверситета Геннадия Куцева в подобный ряд не поставишь. Широко известный ученый и педагог, общественный деятель и признанный лидер в искусстве управления многопрофильным вузом, в котором только студентов свыше 12 тысяч, вышел на предельно близкую личностную дистанцию общения с хорошо знакомой ему аудиторией. Свободно и легко, убедительно и увлекательно он ведет свой сказ, раскрывает собственное житие, подчиняясь только упругой бодрящей энергии ветра жизни. Этот ветер — сквозная метафора, авторское динамо, то опережающее ускорение, которое любит Куцев. с ним он обходит соперников, гасит удары недоброжелателей, ведет разведку в новых зонах развития науки и общества, образования и культуры.
Рисковая тяга к новому, нестандартным решениям — стиль автора. В иркутские годы (60-е) на Байкале увлекся профессиональными тонкостями рыбалки, освоил и обновил исконно сибирскую снасть — этакий катамаран. Да еще ловил в месте не для слабых, в Змеиной пади. Появившись в Тюмени в 1981 г., с ходу, взять хотя бы для примера, пресек благодушные тары-бары о компьютерной грамотности. После обсуждения на совете вуза издал приказ, и даже филологи заиграли пальчиками на клавиатурах.
В самую болтанку середины 90-х так вписал ТГУ в новые социоэкономические условия, что университет рванул вперед. По многим позициям вышел на уровень мировых стандартов обучения (экономика и финансы, юристы, международный лингвоцентр. Высшая педагогическая школа). Высокая комиссия из Москвы, приехав на очередную аттестацию вуза в начале 1999 г., осмотревшись, приняла решение — никаких лишних проверок, так держать!
Куцеву говорили: зачем открывать филиалы в Югре и на Ямале, не потянем. Сейчас ТГУ — единственный в России, где занятия одновременно начинаются за Полярным кругом и на берегу степного Ишима. Где много строят, а сотрудники без задержек получают зарплату и отпускные все эти смутные годы.
Подыскивая форму повествования, автор ушел от модных велеречивых подзаголовков типа «моя боль за Россию и поиски света в конце туннеля». Просто обозначил — «книга воспоминаний». Для многих, особенно молодых, чтобы «по-иному взглянуть на путь, пройденный нами за минувшие десятилетия, избежать односторонности, тенденциозности в оценке теперь уже исторических событий». И это ему удалось, на примере своей незаурядной судьбы дана панорамная картина жизни нашей страны, начиная с военной поры.
Причем во всех главах частная, личная, семейная жизнь Куцева, дружеский круг общения без натяжек переплетаются с важными реалиями общественного движения. Агрономические новации автора на сельской ниве совпали с попыткой остановить регресс советского земледелия в годы хрущевской оттепели. Много полезного появилось в работе комсомола в ту эпоху. Автор и тут был среди первых. Начался бурный рост отечественной социологии как науки, Куцев — в лидерах. В московский период (на рубеже 90-х), работая на самом верху управления образовательной сферой, он отстаивал такую ее реформу, чтобы сохранить здоровый опыт и традиции, с одновременным обновлением в зеркале мировых достижений.
Автор, памятуя, что «заглянуть в чужую жизнь, в чью-то судьбу всегда интересно и поучительно», настежь распахнул дверь в свой личный «дом» судьбы. Радуясь удачам, анализируя промахи и ошибки, Куцев не боится острых углов, подробно говорит про неприятные истории (неудобные начальству вопросы о молодежной политике на бюро обкома партии в Иркутске, появление персонального «сыщика» Сосу-нова, мстившего Куцеву за критику, смертельный риск в командировке в Нагорный Карабах в разгар межэтнического конфликта, труднейшие месяцы 1992 г. Новое избрание ректором ТГУ и спасение гибнущего вуза).
Вот почему эта книга — далеко не мемуарная хроника. В ней интересно и литературно выразительно сплавились исповедь и лирические монологи, напор публицистических фактов и речь политика, исповедующего центристскую линию обновления страны в эволюционных, социально-рыночных, демократических рамках.
Кстати, к литературе Куцев тянулся давно. Eще в Иркутске в конце 60-х общался с Валентином Распутиным, Александром Вампиловым. Это сейчас они признаны, а тогда серые функционеры обвиняли писателей во всех смертных грехах. Что ж, и в художественном слове наш автор самобытен, оригинален в психологических нюансах движения сюжета. И форма литературного сказа (от первого лица, с живыми подробностями, «вкусной» реанимацией прошлого) более всего увлекает сегодняшнего читателя. Ибо сказ принципиально достоверен, этически нагляден и создает духовную атмосферу понимания автора.
Куцев выбрал верную интонацию, любит детали, за которыми — важные картины бытия. Вот детство, война. Дальний Восток. Мы знали, что разгром Квантунской армии в 1945 г. был быстрым и без особых потерь. Однако автор пишет о бомбардировках японскими самолетами железнодорожного моста через Зею, про панику в городе детства Свободный после атомных взрывов в Хиросиме и Нагасаки.
Казалось бы, все рассказано в нашей литературе про трудное послевоенное детство. Но как «шахтерили» Куцев со сверстниками — собирали уголь, лом на станции, грелись в шальные морозы на откосах теплого шлака из паровозных топок — упомянуто, мне думается, впервые.
Eще книга — интересная галерея портретов дорогих автору людей. Родных и близких, всех, кто помогал ему торить тропу жизни. От первой учительницы Анны Ивановны Чубаровой, ставшей депутатом Верховного Совета СССР, до хорошо знакомых тюменцам героев энергии века. Не забыты и антагонисты. Eсли их положение в обществе было не равным автору, то он тактично, не унижая, говорит о конфликте (хотя бы случай с доцентом Иваном к.).
Последнее. Много домыслов вызвали публикации автора, подписанные «Шафранов-Куцев». Теперь есть пояснение: «Когда я окончательно и осознанно причислил себя к шафрановской родове, то решил прибавить к своей фамилии по отцу еще одну — «Шафранов» (по материнской линии), как «дань признательности и благодарности тем, кто меня воспитал, закалил, вывел на дорогу жизни». В этом — главный нерв книги, та духовая энергия, которая поможет идущим вослед.
***
фото: Геннадий Куцев