Триста ролей живописного театра
Гардубей — тюменский художник, который строит новый Ковчег, ибо всемирная катастрофа уже начала последний отсчет. Eго искусство — глобальный театр, в котором идет только одна пьеса о Спасении — в формах живописи, графики, артдизайна.
Он не апостол, не гуру новой религии, ибо духовный свет, горящий в заветах мировых религий, фокусируется на его полотнах в фонарь Диогена, с которым античный философ днем искал Человека.
В статье известного российского искусствоведа Ирины Уваровой «Событие. Тюменская Венеция» (1996) о Гардубее сказано: «Создает своеобразную антологию живописи XX в. Не в прямых подражаниях. Он — «полиглот», владеющий речью прерафаэлитов и Голубого Пикассо. Но говорит на разных художественных языках о своем. В индивидуальной манере, где авторитетно заявляет о себе синева».
Гардубей: «Я никогда не постарею. Ты знаешь, какая пакостная была эта осень. Сегодня с утра шел снег (разговор на вернисаже 19 декабря с.г. — В.Р.). Свежий снег. И я знаю, он шел и для меня. Будет весенний дождь — для меня. Смотри, там стоит незнакомая девушка. Eй хорошо, она гуляет по лугу моей любимой Каменки. Она уже со мной. В моем пейзаже-картине обновляющей природы».
Информация: Михаил Михайлович Гардубей родился в 1948 г. в селе Камянское Иршавского района Закарпатья. Учился (1963-1968) в Ужгородском училище прикладного искусства. Монументалист, живописец, график, дизайнер. Всесоюзное распределение позволило выбрать Тюмень. Нефтегазовый бум, лучше стартовые возможности. Помимо оформительских работ с ходу включился в художественную жизнь. Eго произведения принимали выставки всех рангов. В темпе прошел путь от городских до международных выставок. В 1979 г. его принимают в Союз художников СССР. Возглавлял правление областного отделения СХ РФ. Фурор за рубежом, особенно в Германии (1998). Вместе с Геннадием Вершининым, Александром Новиком — лидер «новой волны» тюменского искусства, признанный мэтр и сотоварищ молодых сил. Любимец студентов Тюменского колледжа искусств, где работает сейчас на факультете дизайна.
Добрый и солнечный человек, тюменский Панург, неисправимый романтик и тонкий ценитель Любви как страсти к совершенству и поклонения гармонии, Гардубей впервые в своей судьбе удостоился большой персональной выставки. С опозданием на два года после 50-летнего юбилея в 1998 г.
Гардубей: «Я не тороплюсь. Дело не в физическом сроке жизни. Чувствую, их впереди — личных превращений — желанное множество. Они, как светлые тени, приходят, волнуют, зовут. Видел «Загадочный сад»?
В.Р.: «Решил, что это Гефсиманский. Утро того рокового дня. Вон первый солнечный луч пробивает страх. Только что увели Христа. Женский плач в сиреневой дымке. Предчувствие Голгофы».
Гардубей: «Вот. Спасение и нежное заклинание. Голоса прошлой красоты — не губите мир, не губите себя. А писал я это как этюд — среди порушенного Загородного сада около нового моста на Профсоюзной. Просто этюд. Забылся — и молния. Подсказка. Пришли тени забытых предков. В женском лике — защити и защищайся».
Он специально открыл свою выставку в день Святителя Николая, почитаемого во многих местах, и по-особому — в Закарпатье. Родные корни крепко держат Гардубея и не отторгают тюменские ростки. В Ужгороде Гардубея учили мастера с европейской культурой (Шандор Петки, П.К. Балла, И.Ф. Манайло), понимавшие и ценившие поиски модерна и авангардистов. Наставники ценили союз народного искусства с Ван Гогом, Пикассо.
Гардубей: «Закарпатье — земля русинов, райская земля. Она впитала в себя массу культур, оставаясь самобытной. Наше село не боялось города. Мы были его корнями. Только труд на земле ближе к Богу, к замыслу человека. Уходишь от него в искусство -могут назвать лоботрясом. В детстве крепко доставалось от родни. Я и был лоботряс. Не сделаешь домашнюю работу — поддадут. Убегал в поля. Бросишься на землю посреди кукурузы. А солнце сушит слезу, а ствол золотится, как колонна манящего дворца. Лоботряс… да это испытывали меня, чтобы земное, крестьянское не забыл».
Оказавшись в Тюмени, художник стал искать новый язык творчества. Сибирские пространства не поддавались желанию выстроить идеальную композицию. Арнхеймовское «Искусство и визуальное восприятие» сопротивлялось официальному заказу, перекосам индустриального наступления на Север. Но северная тема Гардубея 70-х гг. — факт достойного освоения противоречий эпохи. Картины живут, запечатлев созидание. Ибо мэтр и тогда искал гармонию природы с техногенным натиском.
На выставке около 300 работ, которые с помощью искусствоведа Веры Субботиной мастер разместил по тематическому признаку. Выделяются духовные искания, завершенные мощными символическими видениями последнего Предупреждения («Архангел Михаил», «Воскрешение Лазаря», 2000 г.).
Трудно назвать тематический блок произведений, которые в последние 15 лет относят то к любовной лирике Гардубея, то к поэтической эротике, то к интимному фрейдистскому безудержу его подсознания. Но если вглядеться в этот ряд «ню», призывной телесности и откровенного языка плоти, пережить буйство сплетений, язвительно схваченных в «Бархатном сезоне», в томлении плоти («Жажда», 1987), амазонских ожиданиях «Острова женщин» (1992), то придешь к «Древу желаний».
Уникальный факт. Гардубей одухотворил самый интимный момент проявления витальных сил человека. Техногенная цивилизация уже заменила любовь сексуальной механикой, предлагая одномерному индивиду только услаждение плотских игр. Но только семя порождает новую жизнь, только вечная женственность и материнство продолжают род человеческий. Древо желаний художника — жажда здоровой страсти и ожидаемой радости завязи плода как своего продолжения.
Светлана Павлова, зам. председателя областного комитета по культуре: «Гардубей силен разнообразием своих миров, видений. Светлый, солнечный художник, романтик. Он тревожен, чувствует трагедию нынешнего человека, но оптимизм побеждает. Eго хранит гимн женщине, нежности, той первозданной красоте любовных отношений, которая утрачивается сейчас».
В последние годы он часто пишет свой Бетлегем. Так на иврите звучит Вифлеем. Так говорят в Закарпатье — Бетлегем. Выходят, несут на руках в ночи перед Рождеством освященный Храм Божий. Eго символ в малой форме. Ждут ту звезду, которая возвестила о рождении Спасителя. Eе свет пронизывает все творчество Гардубея, чтобы дать обезвоженному миру шанс.
Геннадий Вершинин, искусствовед: «Разные манеры Гардубея -лишь части органического целого мира. Он симфоничен, и цитаты влияний — путь к самому себе. С охранной грамотой — метафорой Дон Кихота (скепсис-серия), социальным гротеском «Котлована» по Платонову, сатирой «Последней правды», глобальной философией истории в «Диктаторе и Солнце», синтезом мистичных таинств рождественских коляд».
Вера Субботина: «Провидение даровало ему новый лик Покрова. Святая Мати и Мати-земля сомкнули родное Закарпатье с не менее родной тюменской ширью. Храмы и замки в горах — как хранители жизни перекликаются со светом Абапака под Тобольском и Знаменским собором в Тюмени».
Художественный театр Гардубея как дорога к храму и есть тот новый ковчег, куда еще вход никому не заказан.
***
фото: