25 лет без права…
В нашей семье никогда не поднимался вопрос — куда поехать в отпуск. Адрес был неизменен: деревня Березовцы Минской области Молодечненского района. Он впечатался в память с конвертов с письмами от бабушки, которые всегда начинались одинаково: «Здравствуйте, мои дорогие! Привет из Беларуси!»
Отец мой был офицером, поэтому военная судьба распорядилась так, что семья наша осела в Сибири. Собираясь в отпуск, родители стремились в дом, где выросли, а я ехала к любимым бабе Тане и деду Васе.
Это сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, какие непростые, да что там, трагические события выпали на долю моих, уже ушедших в мир иной, родных. Первая мировая, революция, последовавшая за ней коллективизация, Великая Отечественная, волны репрессий. Но… «времена не выбирают, в них живут и умирают».
Я вечно приставала к бабушке, требовала рассказов о войне. Она рассказывала, а дед менялся в лице и не говорил ни слова.
До 1939 года западная Беларусь была Польшей, а в 1941 стала оккупированной территорией. Дом наш располагался на окраине деревни, поэтому днем туда заходили немцы, а ночью партизаны, которым бабушка пекла хлеб, а дед на свой страх и риск загружал им телегу и увозил в лес. Выйдя замуж в 19 лет, бабушка мгновенно завоевала авторитет в семье мужа умением печь необыкновенно вкусный хлеб. Когда она этим занималась, односельчане принюхивались и говорили: «Ну, Васильевна хлеб печет!»
Но что бы ни происходило, какие бы враждебные вихри ни веяли над домом, распорядок в нем не менялся никогда. К шести утра весело потрескивал огонь в печи, пеклись блины, варилась бульба. А уж про еду, приготовленную бабушкой, и говорить не надо. Мои дети всегда просили приготовить как у бабушки. Но как бы я ни старалась, всегда слышала: «У бабушки вкуснее». Она никогда и ничего не боялась, кроме одного — голода, поэтому семья всегда очень много работала.
К 1944 году фронт приблизился к дому. Стала слышна канонада, а когда раздался первый залп «катюш», любопытствующих детей смело с подоконника.
Вот и долгожданная победа, всеобщее ликование. Страна перевела дыхание, стала восстанавливать разрушенное и хоронить своих героев, которых мы разыскиваем до сих пор. К несчастью, дед попал под репрессии 48-го года. Приговор звучал так: «25 лет без права переписки»… Отплакав, бабушка перекрестила трех своих дочерей, собрала пожитки и поехала в столицу, в Минск. Там ей удалось отыскать командира партизанского отряда, который прекрасно помнил деда. Он написал письмо, где подтвердил, что дед всю войну помогал партизанам. С этим письмом бабушка пошла по инстанциям. И представьте, добилась замены приговора на «десять лет без права переписки»…
Дед отбыл срок в Соликамске, городке Пермского края. Выжил только потому, что был хорошим бондарем. Мастерски изготавливал бочки и вытачивал ложки. Вернувшись домой, бабушка снова взялась за работу. Надо было поднимать детей. Помню, как я, двенадцатилетняя пионерка, доказывала бабушке, что бога нет. Она устало присаживалась на скамью и говорила: «В каждой семье есть отец. Eсть отец и у всех людей.»
Вернулся дед. Радости семьи не было предела. Но как я ни просила его рассказать о жизни в лагере, ни одного слова об этом дед не произнес. Самое главное, что дух его сломлен не был. Он также сильно, как и прежде, любил бабушку и детей. Не роптал, не жаловался. И всегда работал. Никогда не видела его отдыхающим. Только поздним вечером, когда семья засыпала, я тихонько пробиралась к деду, заваливалась к нему под бок, слушала одну и ту же сказку про козу и мосток и ощущала себя самым счастливым человеком на свете.
Вот и сейчас, когда я уже и сама бабушка, в то время, когда приходится переживать непростые моменты своей жизни, силы придает (и в который раз защищает) память о доме, где жили любимые и любящие люди.
***
фото: