Виктор Прокопьевич в Алжире
В 1985 году тюменец Виктор Конякин поехал работать в Алжир.
Считается, что в Алжире гостей всегда угощают молоком и финиками, но рабочих из СССР встретила только суровая пустыня Сахара и рабочая задача — проложить газопровод. Тем и занимались практически целый год.
— Вы думаете, пустыня Сахара -это один сплошной песок? Там песка вот столько, — показывает он, намекая на то, что не так уж его и много. — Перегоревшего. Они называют его туфом, а дальше сплошная плита. У нас на заводе делали бурилки — мерзлую землю на севере бурят, закладывают взрывчатку и прокладывают траншею. Вот такие две отправили в Алжир. Они на базе С-100 с челябинского завода. И вот — трактор прыгает, а бурить не может. Пришлось в Японии покупать Furukawa, бурильный станок и компрессор с двигателем. Двигатель качает воздух и приводит в движение буровую установку. И вот только тогда мы прошли эти плиты и заложили взрывчатку.
Днем температура воздуха достигала немыслимых шестидесяти градусов, но, строго говоря, работать в таких условиях не приходилось. Обычно начинали рано утром, пока воздух не нагрелся, и так до обеда. Остальное время проводили в вагончиках с кондиционерами, которые то и дело ломались — и тогда жилье превращалось в раскаленную бочку.
— А вот ночью было холодно, -вспоминает Виктор Прокопьевич. -Было у нас кино над столовой на улице по ночам. И чтобы усидеть на металлических стульях, приходилось подстилку брать и телогрейку накидывать.
Eще «брехаловку» (так называли радиоприемник) никто не выключал, потому что в любое время могли объявить: «Экипаж такой-то на выезд».
— Выбегаешь, заводят машину, и поехали. Примечательно что? Eдешь мимо места, где должен быть вагон-городок, а там одни засохшие деревья. Кто живет, тот поливает обычно, как-то ухаживает за растениями. А как уезжаешь, так оно без тебя остается — засыхает. Только так места скопления людей в пустыне и определишь.
Вместе с рабочими приехали и повара, и начальники, и медики. Так что с местными жителями контактировать почти не приходилось. Жили они по соседству — в таллинских вагончиках без кондиционеров. Иногда только заходили к ним с щекотливым вопросом «дай пить водка?». Это слово они по-русски знали. Только вот водки не было.
— Как-то поехали в магазин за дрожжами — брагу делали, — смеясь, рассказывает Конякин. — Примитивными фразами обменивались. Спрашиваешь «Kam dinar?» — что значит «Сколько динар?», а тебе на бумажке пишут цифру или на пальцах показывают. И обязательно надо торговаться. Он тебе показал, а ты ему: «Много». И так три раза — больше он не сбавит. Хочешь — бери, не хочешь — не бери. Я в начале торговаться еще не умел, потому на меня продавцы косо смотрели.
Был у рабочих и небольшой отпуск в курортном городе Аннаба. По словам Виктора Прокопьевича, жили они все вместе на вилле алжирского офицера. Богатыми тогда были, как он говорит, военные чины и «те, что на верблюдах». Улицы запомнились так:
— Идет муж с женой и детьми -видишь, что человек обеспечен, а были и те, у кого брюки до коленок — другой контингент, — описывает Виктор Прокопьевич. — На улицах еще много грилей — курицу готовили. Eдинственное, наверное, чем мы угощались у них. А так у нас все свое было.
Жаль, что тогдашние города остались только на открытках, что Виктор Прокопьевич отправлял из Алжира родным. Он в армии увлекся фотографией и потом купил хороший фотоаппарат. Взял его и в Алжир, а там налетели местные — они очень ценили советские фотоаппараты и готовы были купить его по хорошей цене. Так он его и продал, а к фотографии с тех пор так и не вернулся. Поэтому снимка алжирской пустыни у нас нет.