Борис и его команда
«Мышкуют!» — мнение провинциала, вернувшегося из командировки в правительство.
Три картинки из прошлого.
Ирак, 1957 год. Праздник победившей революции. Демонстрация в Багдаде. На трибуне — лидер революции Касем со своими счастливыми соратниками.
Ирак, 1958 год. Годовщина революции. На трибуне — Касем с немногими товарищами.
Ирак, 1959 год. Очередная годовщина той же революции. На громадной трибуне высоко-высоко — лидер Касем, у ее подножья — горстка уцелевших от чисток соратников.
Сейчас, сорок лет спустя, вы помните, кто такой Касем?
Мне грустно слышать: команда Клинтона, команда Мейджора, команда Ширака… У всех президентов есть команды. Хорошие, плохие, но — команды. А у нашего? Где команда Бориса Eльцина?
А ведь она была, эта команда. Люди, которые сгруппировались вокруг отставного кандидата в члены Политбюро, люди, которые сделали его своим лидером в Верховном Совете СССР, а затем и в Верховном Совете России. А разве не командой было самое молодое и самое кратковременное правительство России, которое пробыло у власти около семи месяцев в труднейшем стартовом 1992 году?
Я понимаю, что эти имена вызывают не у всех одинаково теплые чувства. Гайдар, Козырев, Авен, Полторанин, Федотов, Лопухин, Бурбулис, Чубайс.
Да их и тогда многие не любили. Хасбулатов звал их «мальчиками в розовых штанишках». Черномырдин — «завлабами». Верховный Совет образца 1992 года потребовал от Eльцина принести их в жертву. И Eльцин принес. Принес в жертву единственную команду, которая у него была. Потому что всех, кто работал с Eльциным потом и сейчас, нельзя назвать командой. У каждого из них — свое дело, свой интерес, своя какая- то политика. Кланы и группки, борющиеся за «доступ к телу» президента, дай ему бог здоровья.
Я понимаю, что задеваю за больное, напоминая о шоковом 1992-м годе, называя участников «большого ограбления» командой. Но будем хотя бы справедливы: команда эта получила возможность начать реформы. Продолжения, а тем более завершения их так и не последовало. Кто может сказать, какой была бы наша с вами жизнь, если бы правительство реформ не было выброшено по обоюдному согласию президента и левых радикалов, захвативших микрофоны в Верховном Совете? Никому не нравится хирург, кромсающий больное тело. Но боль отступает позднее, когда заканчивается операция. А наша операция длится шестой год, меняются бригады хирургов у ложа больного…
Конечно, я готов примириться. Жизнь продолжается. Но я, к сожалению, не вижу команды, которой могу довериться, в руки которой я готов вручить жизнь и судьбу моей страны и моих близких.
Я перелистываю в памяти лица и фамилии людей в президентском окружении, в правительстве. Кое-кого из них я имел возможность наблюдать и слушать лично: Черномырдина, Лившица, Куликова…
Я не в восторге от премьера, который никак не может сформулировать свою экономическую программу. В моих глазах он — все тот же работник ЦК КПСС, начальник Тюменьгазпрома. Пост поменялся, но поменялся ли человек? И является ли старательно декларируемая им преданность Борису Николаевичу основным критерием для премьера? Я бы, например, хотел видеть и какие-то другие качества.
Резко пошел в первые ряды министр внутренних дел Анатолий Куликов. Бывший руководитель внутренних войск, он так и не стал настоящим милиционером. А теперь ему предстоит освоить и проблемы налоговиков, таможенников… Снова из когорты «лично известных»…
А сколько вовсе туманных, безликих (в общественном смысле слова) фигур, за которыми не угадываются принципы, непонятны движущие силы, неясны идеи… Преданность? Но разве случайно, что слова «преданность» и «проданность» в русском языке так легко заменяются одно на другое? Достаточно сменить лишь букву. Не эти ли буквы имела в виду Татьяна Ларина, когда «Прелестным пальчиком писала На отуманенном стекле Заветный вензель О да E»?
Короля играет окружение. Президента делает команда. А как быть в нашем случае, когда есть только президент и только окружение?