Искусство в себе
Геннадию Баширову, актеру Тюменского театра драмы, сегодня — 50 лет.
В памяти поклонников цепочка его последних ролей запечатлена примерно так: Воланд, Дон-Жуан, Иоанн Грозный, деревообработчик, Фальстаф… С деревом («в области строительства» — туманно объясняет он) Геннадий Владимирович работало 1994 по 1996, когда уходил из театра.
— Вернувшись, я не почувствовал, что что-то потерял. Но — может, это громко прозвучит — стал мудрее. Понял, что театр нельзя воспринимать всерьез. Понял, что 20 лет до этого не так распределял свои силы.
— Что значит «воспринимать театр всерьез»?
— Думать: «Это дело всей моей жизни! Ну кто же я без театра? Просто инвалид, ничего не умею больше делать, кроме как играть на сцене!».
— Вы поняли, что можете делать что-то еще. А как к вашему возвращению отнеслись коллеги?
— По-разному.
— Дискомфорта нет?
— Опять-таки, я не воспринимаю это всерьез, встаю над ситуацией. Думаю: что ж, это естественная реакция на такой мой шаг, на такое мое поведение… Все-таки еще и возраст помогает быть мудрее.
— Вы придаете значение возрасту?
— Только в отношении опыта, который набирается с годами. А физически возраст не ощущаю. Когда собираемся всей семьей: жена, дочь, сын, внучка — тогда вроде я дедушка…
— Отстраненность, которую вы приобрели, не сказывается на игре? Не говорили ли вам, что и в роли вы «над ситуацией»?
— Нет, это почувствовали бы партнеры по сцене, а связь с партнерами существует. По самоощущению? Не могу оценить. Но не пропал трепет встречи со зрителем. Иначе зачем было возвращаться.
— Сейчас вы играете главные роли в двух спектаклях репертуара. Но не случится ли так, что вы снова уйдете, если вам не дадут других ролей?
— Буду играть эти две, пока они есть. Потенциал достаточен.
— Вы живете настоящим?
— Не получается настоящим жить. Просчитываю будущее.
— Что же в будущем?
— Eду на гастроли в Омск вместе с труппой. А осенью — каким-то образом надо проводить юбилей. Но это не от меня зависит.
— Прошлому тоже есть место в мыслях?
— Известно, после 50 человек живет воспоминаниями. В моем прошлом много хорошего, больше, чем плохого. Может, потому, что не злопамятен.
— Не помнить плохого — это и есть плохая память. О чем-то жалеете? О несыгранных ролях, например.
— У меня было столько встреч с таким материалом, что только воспоминаниями о них можно жить. Другое дело, что эти встречи быстро заканчивались. Воланд, Тартюф, Грозный, Дон-Жуан — эти роли можно было играть до конца дней своих.
— Вы были и остаетесь в первом ряду. Это требует особых усилий?
— Нельзя сказать, что само собою получается. Eсть честное отношение — банально прозвучит, но правильно, — к профессии, и есть уважение к себе в этой профессии. Но я спокойно отнесусь к тому, что мое место займет другой, более талантливый. Пребывая в творческой паузе, я понял глубину фразы: «не надо любить себя в искусстве, а надо — искусство в себе». В этом смысле я с театром не расставался.
— А был период, когда любили себя в искусстве?
— В молодости, наверное.
— Молодость — это со скольки до скольки?
— Это когда, придя в театр и получив какую-то роль, считали себя народными артистами.
-Настроение перед юбилеем?
— Неоднозначное. Вроде и радоваться надо, а обстоятельства не позволяют. Какие обстоятельства? Банальные: деньги. Зарплату в театре третий месяц не дают.
— Вы воспринимаете этот юбилей как личный праздник?
— Именно этот рубеж, я думаю, значителен. Но особой радости… Не потому, что УЖE 50. Все
. мы там будем.
— Где «там»?
— Мне нравится стихотворение Омара Хайяма:
Океан, состоящий из капель, велик.
Из песчинок слагается материк.
Твой приход и уход не имеет значенья —
Только муха в окно залетела на миг…
***
фото: Геннадий Баширов в «Эквусе» ФОТО СЕРГЕЯ КИСЕЛЕВА;Вместе с директором театра В. Коревицким на открытии мемориальной доски Дьяконова-Дьяченкова ФОТО СЕРГЕЯ РУСАНОВА