Я постоянно был лицом к лицу со смертью…
11 июля 1862 года родился Петр Федорович Полянский, известный как митрополит Петр Крутицкий, местоблюститель Патриаршего престола, возглавлявший Русскую Православную церковь после смерти патриарха Тихона.
Митрополит Петр оказался у церковного руля в тяжелые для русского православия годы -1925-1937; большая часть его жизни прошла в тюрьме и ссылках. Место его гибели до сих пор остается неизвестным. По косвенным данным, можно предположить, что скончался митрополит в Верх-Исетском политизоляторе, в котором находился после ссылки в Хэ (был такой населенный пункт на южном побережье Обской губы).
Сохранились черновики его переписки с большими и маленькими начальниками ОГПУ-НКВД. Одно из таких писем на имя Вячеслава Менжинского, сменившего на посту Феликса Дзержинского, мы предлагаем вниманию читателя. Комментариев оно не требует.
Председателю ОГПУ Товарищу В. Р. Менжинскому Митрополита Петра Полянского (Крутицкого) Патриаршего Местоблюстителя
Заявление
Решаюсь просить у Вас милостивого отношения к моему настоящему положению. Мне была назначена пятилетняя ссылка, которую я отбывал на далеком севере среди жесточайших морозов, постоянных ветров-буранов, скупого примитива во всем и голи во всем. Я постоянно был лицом к лицу со смертью. Но годы прошли, оставалось до конца ссылки 4 месяца и снова началось для меня повторение задов — я снова подвергаюсь аресту и препровождаюсь в тюрьму при П. П. ОГПУ по Уралу.
Спустя некоторое время меня посетил здесь тов. И. В. Полянский и предложил отказаться от местоблюстительства. Но такого предложения я принять не мог по следующим основаниям, имеющим для меня решающее значение. Прежде всего я нарушил бы установленный порядок, по которому местоблюститель остается на своем посту до созыва поместного собора. Собор, созванный без санкции местоблюстителя, будет считаться неканоническим и постановления его недействительными. В случае же моей смерти местоблюстительские полномочия перейдут к другому лицу, который довершит то, что не сделано его предшественником.. Далее, моя смена должна повлечь за собою и уход моего заместителя митрополита Сергия подобно тому как, по заявлению последнего, с оставлением им заместительства прекращает свое существование и учрежденный им Синод.
К такому обстоятельству я не могу отнестись равнодушно. Наш одновременный уход не гарантирует Церковную жизнь от возможных трений, и, конечно, вина ляжет на меня. Поэтому, в данном случае необходимо наше совместное обсуждение, равно как и совместное разъяснение вопросов в связи с моим письмом митрополиту Сергию, датированным декабрем 1929 г.
Наконец, мое распоряжение, вышедшее из тюрьмы, несомненно вызовет разговоры, догадки, подумают, что оно вынужденное.
Eсли вспомните, подобные распоряжения уже имели место при аналогичной обстановке; но одни из них не прошли в жизнь, а другие оказались неудачными и …[неразборчиво] были аннулированы, однако до сих пор не перестают нарушать церковный мир. Откровенно скажу, что лично о себе я не хлопочу, дней моей жизни осталось немного, да и, кажется, я уже потерял интерес к жизни, скитаясь в общем более 8 лет по тюрьмам и ссылкам. Я только опасаюсь [приписка сверху карандашом неразборчива], что распоряжением, сделанным наобум, могу нарушить свой долг и внести смуту в среду верующих.
[Приписка карандашом: Я обязан твердо помнить, что тюрьма не должна толкнуть меня ни на какую крайность].
Позволю еще обратить Ваше внимание на один момент. После 3 1/2 месяцев моего заключения мне совершенно неожиданно было предъявлено обвинение в том, что, находясь в ссылке, я будто бы вел среди населения пораженческую агитацию. И без того измученный, усталый, едва движущийся, я долго не мог успокоиться от этой потрясающей душу клеветы. Никто из ближайших представителей власти раньше не связывал меня ни с чем жалобным. Ни одним словом не намекал на это и присланный на место моей ссылки представитель П. П. ОГПУ (с ним я и уехал) и пробывший там несколько дней.
Но вот прошло уже более 4 месяцев, как предъявлено обвинение, и более 2 месяцев, как расследование по нему, согласно заявлению здешнего уполномоченного, отправлено в Центр, я же все еще продолжаю находиться в заключении, досиживая 7 месяц. Правда, я не могу выразить искренней признательности администрации за внимательное отношение к моим нуждам. Но мое крайне слабое здоровье с сильными припадками удушья, участившимися обморочными состояниями, тяжелым миокардитом, ларингитом, катаром желудка и болезнью печени требуют …[?] ого ухода, сложного лечения, постоянного пользования внешним воздухом и диэты, -передачи мне не разрешены. Я совершенно беспомощен.
Усердно прошу Вас освободить меня из заключения и если будет признано невозможным возвратиться на место моего постоянного жительства, то разрешите поселиться в таком пункте, который был бы обеспечен умеренным климатом и наличием медицинской помощи и …[?] библиотеки. Проживать буду в качестве частного обывателя и от всего стоять в стороне. Даю твердое обещание до конца своей жизни быть преданным пролетарскому государству. Прошу поверить в искренность моих слов. Я человек старый, мне уже 70-й год, и почти умирающий. Я знаю, что Советская власть принимает во внимание чистосердечные заявления, и на этом основании не откажите удовлетворить мою просьбу.
Митр. Петр Полянский
27 марта 1931 г.
(Публикуется впервые. Отдельные места черновика разобрать не удалось).