Война и любовь
Каждый раз, когда на город опускается вечер, она произносит молитву за здравие близких, за согласие в семьях детей, внуков и за то, чтобы никогда больше не было войны…
Александра Артемьевна Назаренко — в прошлом радистка воздушно-десантной дивизии первого гвардейского артполка. Но сейчас, с высоты прожитых лет, многое кажется ей нереальным. Война показала весь свой ужас, внушила Александре какой-то непонятный страх. «Я не понимаю, как я тогда не сошла с ума». Частенько, закрывая глаза, она видит лица своих боевых подруг, которым не суждено было вернуться с войны. В первый же артобстрел одной все внутренности вывернуло наизнанку. Александра, тогда просто Саша, впервые в своей жизни столкнулась с таким. Другой подруге тогда оторвало пятку.
«Вы знаете, я счастливая. Да-да, счастливая, потому что я пережила войну. И вернулась цела, — говорит Александра Артемьевна. — До войны у меня было только детство. Я росла, училась, помогала по хозяйству родителям. А после войны я стала старой. От переживаний. Знаете, когда человек сильно переживает, у него в теле появляются вши… Такого нет даже в фильмах ужасов. А в войну все прошли через это. До сих пор помню, как гладила рубашки, а под утюгом потрескивало. У нас это называлось «прожарить белье».
Она закрывает глаза и продолжает: «Мы тогда такие глупые были, девчонки, мы всего стеснялись».
Потом вспоминается случай, как ели лошадей, убитых пять дней назад. И так не хотелось ждать, пока мясо закипит. И не ждали.
Женщине очень трудно было пережить это. Хотелось есть, высыпаться, хотелось наряжаться, любить и быть любимой.
В сорок третьем она встретила Eго. Влюбилась сразу. Молодой капитан ответил взаимностью. И с тех пор они вместе. Якову Митрофановичу Назаренко было двадцать четыре, когда началась Великая Отечественная. Награжден двумя медалями «За боевые заслуги», медалью (особенно им почитаемую) «За оборону Ленинграда», орденом Александра Невского, орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды и тремя орденами Отечественной войны. О том, что было на войне кроме боев, он рассказывать не любит. «Тогда всем было трудно. А труднее всего женщинам. Потому что женщина на войне — это противоестественно. Женщина — прежде всего мать, а не боец. Когда я увидел Александру, я вспомнил свою мать, родных, наш дом. Наверное, такое бывает у многих…»
Затем следует рассказ о втором прорыве Ленинградской блокады, о коротких перестрелках, о минах в окопах. И опускаются все ранения, в том числе и тяжелые. Мой вопрос игнорируется. «Это неинтересно», — говорит Яков Митрофанович. Раны, осколки, шприцы, мази… А вот когда в сорок третьем был направлен на Курскую дугу — вот там повоевал! Правда, много товарищей погибло. Но его какая-то сила свыше хранила. И пуля прошла мимо виска, слегка задев ухо, и в окопе он вовремя повернулся, когда немец стрелял в упор.
А еще он помнит одно утро, когда, проснувшись в окопе, увидел в трех метрах от себя цветущую яблоньку, а под ней сидела Александра. Яков Митрофанович начинает говорить медленнее. Может быть, потому, что война тогда подходила к концу. А может быть, потому, что война и Александра несовместимы.
…Яков Митрофанович проработал 25 лет в гражданской обороне. Александра Артемьевна трудилась в онкологическом диспансере. Здесь, в Тюмени, живут три их дочери с мужьями и детьми, внуки и даже правнучка. За них не переживают, потому что все у них ладно.
А когда наступает вечер, откуда-то у Александры появляется страх, и летит в небо молитва, чтобы никогда-никогда больше не было войны…
***
фото: