Не пей вина, Гертруда!
Прав, тысячу раз прав уважаемый Б.Г., менее известный как Борис Гребенщиков: «Пьянство не красит дам». Правда, по законам логики, далее должно следовать, что кавалеров пьянство украшает.
Позвольте усомниться. Даже если я, к моему глубокому сожалению, окажусь в меньшинстве, тем не менее готов заявить откровенно: об эпохе борьбы с пьянством и алкоголизмом сожалею. Сожалею, несмотря на безобразные очереди, «унижающие человеческое достоинство и нарушающие права человека». Сожалею, несмотря на гнусные талоны, ставшие в те годы довольно ходовой валютой. Сожалею… Может быть, будь эта кампания предпринята в какие-то другие годы, не совпади она по фазе с перестройкой партийного аппарата, с крушением советской системы, с повальным бегством прежде братских республик, может, и вышло бы из этой борьбы что-нибудь путное, а не обычные для нас бедлам и стыдоба.
В то время моим служебным долгом как раз и было, согласно штатному расписанию газеты «Тюменская правда», оповещать общественность о ходе и успехах вышеупомянутой борьбы. Помню, как один из ветеранов газеты втихомолку возмущался моими реляциями. Отчего, вопрошал он, не могу я после баньки выкушать в дачной тишине мою законную поллитровку? Ворчал и тем не менее подписывал, как положено, сотворенные мною материалы.
Не хочу хвастаться, но у меня сия борьба негативного чувства не вызывала. За исключением разве что очередей, в которых люди гибли за растворенное фуфло.
Правда, разнокалиберные критики праздника трезвости утверждали, что только из-за этого развелись у нас потребители эрзацев, нюхачи клея «Момент» и наркоманы.
Зато известный кардиохирург, академик и общественный деятель Николай Амосов на днях заявил буквально следующее:
«Я отслеживал результаты нелюбимой народом горбачевской антиалкогольной кампании. Они были потрясающими — за время ее действия продолжительность жизни увеличилась на два года. Это не подтасовка -такая тенденция прослеживалась по всем демографическим статистикам. Сократилось число сердечных и прочих заболеваний, связанных с алкоголизмом. Уменьшилась смертность мужчин трудоспособного возраста…».
А потом ушел Союз нерушимый и с ним окончилась эта странная война. Расстался со всеми своими постами и ее инициатор Eгор Лигачев, а затем и Михаил Горбачев. Первым, пожалуй, признаком новой свободы стала свобода пить. Пить что угодно, где угодно, когда угодно и сколько угодно.
Когдатошние борцы за трезвость взялись за автоматы. Вместо продления жизни стали усердно ее сокращать — то в Приднестровье, то в Абхазии, то еще где.
Продолжительность жизни Гертруды, о которой сокрушался Б.Г., вернулась на отметку 70. Продолжительность жизни ее кавалера почти что совпала с пенсионным возрастом.(Интересно, а если пенсионный возраст подымут до 65, то продолжительность жизни тоже увеличится? Или государство, так и не сумевшее начертить какую-то более-менее прямую линию в этом вопросе, рассчитывает в два приема ликвидировать само понятие «пенсионер»?).
У властей, насколько можно судить по публичным заявлениям, одна забота: если уж пьют, то пусть пьют местную, а не привозную. Чтобы с откидывающего копыта мужика собрать хотя бы акцизы.
Довольно грустно мне. Гертруду жалко. Жалко страну, которой кто-то когда-то внушил, что ее веселие — есть пити. Что тем она велика и славна. Правда, порядка только нет. Хотя общеизвестно, что порядок можно установить только в трезвом состоянии. Тем временем другие страны, которым, как вещал ‘ поэт, «история — пастью гроба», все увеличивают и увеличивают продолжительность жизни. Даже японцы, у которых, как писали газеты в советское время, кислорода на улице не хватает, занимают первое место в мире. Мало нам водки — пришли наркотики, токсикоманы овладевают тайнами «кайфа» в детском саду. Говорятся миллионы слов о необходимости борьбы. Но никто не борется. Разве только чья-нибудь мама.
Только что она может, одна?
P.S. Сейчас поедем по делам с редакционным водителем Володей. Он включит магнитофон. Б.Г. запоет: «Не пей вина, Гертруда!». Вот и вся борьба.