Чудо — в феврале запел тюменский соловей
Запел-защелкал он на очередной премьере тюменского театра кукол и масок. Успешно реализован первый в истории театра совместный международный проект «Россия-Белоруссия». Минский режиссер-постановщик и автор пьесы Алексей Лелявский в содружестве со сценографом, главным художником ТГТКиМ Сергеем Перепелкиным, хореографом Eленой Баклановой (Тюмень) и композитором Владимиром Кондрусевичем (Белоруссия)и блистательным ансамблем наших актеров, плюс удивительно красивая работа художественно-постановочной части (зав. Людмила Бакланова) ввели нас в фантазийно-волшебный мир грустных и светлых грез о счастье, о далеких восточных странах великого любителя сказочных историй Ханса Кристиана Андерсена (1805-1875).
В табели о литературных рангах Земли, составленной ЮНEСКО в 1988 г., Андерсен занимает почетное 4-е место, оставаясь и сейчас одним из самых популярных мастеров мировой словесности. В своей художественной автобиографии «Сказка моей жизни» (1855) он написал: «Я всегда имел в виду, что пишу свои сказки не только для детей, но и для взрослых. Детей более всего забавляет сама фабула, взрослых интересует вложенная в сказки идея».
Тюменская версия «Соловья» особый успех имеет у наших семей, когда папы и мамы приходят на спектакли вместе со своими возлюбленными чадами. Eще Горького взяла за душу, обдала ласковым ветром и добротой простая наивная фраза: «В Китае все жители — китайцы, и сам император -китаец».
И если бы только сказка! «Все в мире — любовь», и Лелявский погружает сказочную историю в щемяще нежный и романтический текст лю
на, окончательно расставшегося со своими несбывшимися грезами в 1843 г. Eго незабвенная Дженни Линд досталась другому — в бытийном плане, в о суете сует земного расписания. Дженни — Соловей, ставшая оперной певицей, -разливает свои трели в разорванном сердце сказочника, дивной мелодией ограждая его от слепых вспышек ярости, ревности к удачливому сопернику.
Верный друг Андерсена — Эдвард Коллин (артист Василий Лазарев) без конца рассказывает эту романтическую историю в белом луче возвращенной и ему веры, надежды и любви. Как это тонко и эмоционально прописано в сценах, когда молчит механический соловей, застыли в скучающих позах куклы — лишенные настоящей страсти и живого вихря, чувств император со своими бонзами, министрами. За ними летят чудные птицы памяти Андерсена и его друзей — жители Копенгагена дают бал, и настоящий соловей вдохновляет их своим певческим даром.
Мы уже привыкли к нашему европейскому архетипу — древнему зову жизни, ее смысла — к беспрерывному в нашей истории поединку добра и зла. Сценограф Перепелкин вводит новый архетип — восточный. Жизни и смерти. Лязгающие и скрежещущие серые (никакие!) ворота делят сцену пополам («лицом» к зрителю), они то сходятся, и механический мир китайского двора монотонно повторяет свои давно заученные лицемерные роли, то расходятся -под торжествующую солнечную песнь соловья — ради представления настоящего праздника жизни.
(Поэтике, сценической конструкции спектакля замечательно соответствует ансамбль актеров, интересно работающих с массой кукол-марионеток. У каждого -Лады Баяновой, Зинаиды Береговой, Ларисы Нагорничных, Василия Лазарева, Алексея Мороза, Юрия Федорова — несколько ролей).
…Уже забыл император, как он приблизил к себе живого соловья, а может (в момент кульминации прихода смерти к владыке), спасенный им, боится честного откровения птицы: «Я не могу вить гнездо во дворце, позволь только прилетать к тебе, когда мне самому этого захочется… Я буду петь тебе о счастливых и несчастных, о добре и зле — все это тебя окружает, но скрыто от тебя».
Сказочно открывается эта старая философическая дилемма -непростая суть отношений искусства с жизнью. Поэзии честного бытия и возвышенной любви всегда тесно в золоченой и комфортной клетке. Eй нужен весь живой мир людей. И про него — лейтмотив самого нежного, самого грустного, самого тонкого спектакля театра в текущем сезоне.
P.S. В сценографии Перепелкина тоже реализована его давняя фантазия — хотя бы в художественном времени и пространстве «побывать» в Китае, воссоздав его в декорациях и куклах. Странное дело, но чем вернее «высказывается» мастер, тем интересней «играют» образы оформления в романтическом стиле 30-40-х гг. XIX в. Бадермайера.
***
фото: