Чехов и теперь живее всех живых
Поскольку главный режиссер тюменской драмы
Алексей Ларичев и Валентин Ярюхин давние друзья-приятели и творческие соревнователи в постановочных экзерсисах, нет ничего неожиданного в том, что режиссер из Казани поставил на тюменской сцене ТГТДиК (нашего «большого» театра) необычную версию чеховской драматургии.
На этот раз меня куда труднее упрекнуть в избытке положительного чувства в рецензии. Что есть, то есть. Eще никто в России не связывал воедино в «полнометражное» действие замечательные сами по себе чеховские одноактные водевили «Предложение», «Медведь», «Юбилей» с трагическим звучанием «Лебединой песни» великого писателя — реквиемом, болью прощания с Актером, его неповторимой игрой, пронзающей душу и сердце.
Знакомые многим водевили с их духом комедии нравов, словно лента памяти, друг за другом отмечают вехи пути Актера, его непростых отношений с товарищами по искусству. Пронзительный текст «Лебединой песни» разорван на значимые части, на эмоциональных пиках блуждает в комических «комнатах-ширмах» весело играющих партнеров.
Постановщик нашел новые творческие связки среди наших мастеров. Свежо и экспрессивно выступает дуэт Владимира Ващенко (помещик Чубуков) и Андрея Волошенко (помещик Ломов) в «Предложении». Рядом неплохо показывает себя в роли «засидевшейся в девках» Натальи (дочери Чубукова) новая актриса в труппе Ольга Афанасьева.
А кто не помнит «Медведя»? Острокомичное столкновение двух сильных и одновременно вздорных характеров — помещицы Поповой, который месяц не снимающей траур по покойному мужу, и отставного офицера, неукротимого женоненавистника Смирнова. В буре спора вокруг мужниного долга возникает сильное взаимное чувство. Терзая себя за этот порыв, хозяйка импульсивно требует незваного гостя к барьеру, и тот безумно рад подставить под свинец свое сердце. Блистательно передавая всю гамму женского коварства и любви, нас очаровывает Ирина Хале-зова в дуэте с Александром Дьяконовым-Дьяченковым. Стрелы Амура актер принимает как искупительный дар, освобождение от одиночества, открыто и впечатляюще радуясь новым цепям страсти.
Мы видим на сцене и заслуженного артиста РФ Геннадия Баширова в роли слуги в «Медведе». Но одновременно он -Актер из «Лебединой песни -самое главное лицо в постановке, связывающее остальных персонажей, диктующее ход ленты своей «многоопытной» памяти. Баширов делает так, словно бы он наблюдает себя молодого в прошлом в «Медведе».
А лента бежит дальше, и грянул » Юбилей».Тут покоряет нас Галина Домникова (в роли жены мелкого чиновника Мерчуткиной). Безжалостная пиранья, умеющая «брать не по чину», она способна выбить деньги из многих удачливых жирных котов, прикидываясь («я женщина слабая, беззащитная») и долго-долго, упрямо-упрямо атакуя жертву. Так она довела «до кондратия» вертопраха и жуира-счастливчика в махинациях,
председателя правления банка Шипучина — новое воспоминание о прежней роли Актера (Баширова). Мерчуткина повергла «в прах» в неистовом сражении за «свои, кровные, — нам чужого не надо» укротителя своих домашних женских фурий бухгалтера Хирина (неожиданный и колоритный рисунок роли предлагает Дьяконов-Дьяченков). Под стать банковским мужчинам «невинное создание» — соблазнительница и соблазняемая бабочка легкой жизни Татьяна, жена Шипучина. Eе эмоционально и красиво дарит зрителю в магических токах общения Татьяна Пестова.
Так заканчивается водевильный пласт спектакля. Но режиссер идет дальше — к экзистенциальной драме, чей дух всегда сквозит в самых смешных чеховских вещах. Уже в «Юбилее» возникает мотив подлинного существования героев, но слишком прочно прилипли к ним маски фальшивой жизни, и Актер — Шипучин (двойное видение Баширова) — нагнетает абсурд, сумасшествие, выметая персонажей из фальши бытия в пустое ничто. Ими же обретенное, ими заслуженное…
На последнем пределе Актер сражается с «ничто», обороняясь от страшного хаоса своим искусством, становясь уже не лицедеем, а самим собой. И для прощания с миром он выбирает знаменитую сцену с флейтой из «Гамлета». Здесь Баширов особенно красив и силен, своим отношением к «малютке-жизни» дарящий нам надежду -выстоять, вынести все до конца…
В сценографии Алексея Паненкова театр обнажает свое чрево, меняя местами сцену и зрительный зал. В клетках-ширмах, в беззащитной тонкости ткани, символизирующих хрупкие стены наших укрытий, показаны прозаические будни искусства, обманчивый блеск мишуры. Возникает образ жизни как театра, в котором все люди — актеры. Они только что мучали друг друга и издевались друг над другом, отвечая злом на зло, бросаясь в скоропреходящее пиршество плоти. И декор Паненкова, роскошные муляжи осетров и безмерных тортов, усиливает животное взаимопожирание персонажей, безумие бездушного обладания.
В финале — уходе Актера навсегда — высвечиваются старые афиши как экраны, на которых проецируются лица ушедших мастеров — Смоктуновского, Раневской, Миронова. Что это? Приглашение в запредельное братство? Пусть так, но почему только эти имена? При всем уважении к звучащей в финале песне Владимира Высоцкого «Кони привередливые» — она выпадает из «Лебединой песни». Высоцкий ведь написал о себе, о своей трагедии и вине, недавно «Новый мир» рассказал о горьких деталях его ухода. В нашем спектакле Актер — символ Eго Величества Театра, а в нем, по большому счету, все равны. Все, кто жил когда-то для нас и одаривал как мог людей необыкновенной силой искусства.