Я шел к тебе четыре года
День Победы. О нем столько уже сказано, написано и отснято, что вроде бы и не имеет смысла возвращаться к маю далекого сорок пятого. Все известно. Но каждый раз общаясь с бойцами сороковых, я открываю для себя что-то новое. И май сорок пятого, кажется, совсем рядом.
Василий Ловыгин: «День Победы я встретил в госпитале в городе Ровно. Я был тогда парализован. Нам объявили, что все — война закончилась, воевать больше не будем. И тут начался шум, все ребята закричали и приподнялись. Те, кто не мог ходить, сели, ходячие все вышли на улицу. «Победа», «Капитуляция Германии», «мирная жизнь», все это у меня перемешалось в голове. Я не знал, что будет со мной, как буду жить дальше, дело в том, что я получил черепную травму, чудом выжил, но я абсолютно был уверен в том, что будет лучше. До войны я уже успел закончить военное училище в Великом Устюге. У меня была профессия — военный. В войну служил командиром разведки в польской армии. Но в тот день я был уверен, что даже после такой страшной войны, после тяжелых ран все равно буду жить, буду работать на благо Родины».
Иван Василенко: «В три часа утра девятого мая кто-то из наших ребят толкнул меня в бок: «Вставай, Ванька, война закончилась». Я не поверил. Мы со своим взводом как раз расположились в одном старом здании в чешском городке Райградица. И я снял сапоги. Я до этого месяц их не снимал. А тут на тебе! Обуваться надо. Я с неохотой обулся и вышел на улицу, а там наш помкомвзвод Водянов кричит: «Иван, война-то закончилась». Началась пальба. Я прислонился к стене, чтобы в меня не попало. И тут до меня доходит, что пули-то вверх все летят. Спать хотелось страшно… У меня в запасе был 31 патрон, я все вверх выпалил. И тут мы получаем приказ: «Идти в Прагу». Мы туда и направились. Дело в том, что какой-то немецкий генерал там не хотел сдаваться. Мы сели на технику и поехали, а навстречу нам колонны пленных немцев. Немцы, немцы, немцы. Вообще-то у меня никогда зла не было на рядового немецкого солдата. Один раз мы даже стояли один на один на расстоянии каких-нибудь 10 метров, я не выстрелил, и он тоже. Хотя оба были вооружены».
Тимфей Парков: «9 мая 1945 года я встретил в городе Комсомольск-на-Амуре. Так как у меня был к тому времени орден Красного Знамени, то меня назначили знаменосцем. Почетная должность, надо сказать. В то время с такими заслугами отправляли в Москву, принимать участие в параде на Красной площади, а так как я немножечко не дорос (рост 165 см.), то меня оставили в Комсомольске-на-Амуре. А там погода никудышная — холод, ветер. И вот, значит, 9 мая получаем приказ: «Всем на митинг». Мы надели шинели, взяли в руки знамена и пошли. Идем, а навстречу нам люди. Целуют, обнимают. А нам положено идти маршем. Командир злится, дайте, мол, пройти военным. Да, это настоящий праздник был. Потом в казарме нас ждал праздничный обед.
Потом — увольнение…»
***
Тимофей Eрмаков: «9 мая я встретил в Чехии. Хотя победа для нашего полка началась еще 8 мая, тогда объявили нам, что Германия капитулировала. Боже мой, что за праздник был! Веселье, пир, море цветов. Чехи нас носили на руках. Я в войну был пропагандистом, в политотделе работал. В партию принимал на войне да за порядком следил. А тут толпа людей ворвалась к нам со словами: «Победа! Братцы! Полная победа наших!» Тут уж, конечно, было не до дисциплины. Мы буквально опьянели от счастья. Для нас конец войны означал начало хорошей жизни. Мы, ребята, мечтали о крепких и дружных семьях, мирном небе, работе. А тут на тебе! Все это сразу. Получай! Нет, такое забыть невозможно — это самый счастливый день в моей жизни.
Николай Харламов: «9 мая я встретил в селе Исетское, у меня было черепно-лицевое ранение. Боли ужасные. Осколки торчат из десен. А тут — день Победы. Хорошо было знать, что больше никто не умрет по такой жестокой причине, как война. День Победы еще означал, что в наше село не будут больше вывозить блокадников из Ленинграда, тогда я мечтал о том, чтобы вылечиться и не вспоминать больше войну…»
ОТ АВТОРА. Помню, как мой дед, а в войну старший лейтенант Петька Иженяков (я говорю Петька, потому что, несмотря на звания и должности, его так называли до самой смерти. Дед был, что называется, ходячей легендой), рассказывал о Дне Победы: развалины, обломки, а кругом люди, говорящие на совершенно непонятном ему языке. Дело в том, что ребята из его артполка начали отмечать Победу еще 8 числа. А поскольку деду только-только стукнуло девятнадцать, то ему наливали меньше всех. Дескать, так и положено по молодости. Идет дед по Берлину. Все стены изрисованы, люди галдят. Он взобрался на какой-то чердак, а оттуда на крышу, и на самом видном месте написал: «Здесь был Петька Иженяков. Я отомстил немцу за старших братьев!» Потом встретил женщину с ребенком на руках, кажется, ее звали Хильдой, дед подарил ей банку тушенки и немного сухарей. Уж больно худая эта Хильда была. Потом вернулся опять к ребятам из своего артполка, у них как раз водка закончилась и они перешли на брагу. На Берлин смотреть они не хотели. «Тошно. Душа рвалась домой…».
Другой мой дед, Михаил Райчинец, в войну служил в медсанчасти карательных войск СД. О победе русских рассказывать не любил. И 9 мая 1945 года связывал с… потерей блокнота. Это было что-то вроде дневника за последние полгода. Я помню дедовские нашивки, кресты. Дед им особого значения не придавал, но и не прятал, потому дети и внуки их довольно быстро растеряли. Дед рассказывал много о Германии, немецкой нации как самой из самых. Не выносил русского имени Ольга, потому я так и осталась для него Улькой. И еще, как ни странно, всегда поздравлял другого моего деда с Днем Победы…
***
фото: