Откровенный Спиваков
Как-то так получилось, что на пресс-конференцию Владимира Спивакова, художественного руководителя и главного дирижера камерного оркестра «Виртуозы Москвы», пришло немного журналистов: лето, воскресенье, середина дня… Между тем, на мой взгляд, беседа со скрипачем не менее интересна, чем его концерты. На сцене он — сгусток энергии, в беседе — изящен, образен и… непривычно флегматичен.
О гастролях, американских и сибирских
— С самого начала я не хотел ехать в Америку. Несколько концертов должны были состояться не там, где я обычно выступаю: в Карнеги-холле, в Линкольн-центре, в Фишер-холле, — а в зале «Глория», в районе, где живут эмигранты из России. У меня было какое-то недоверие внутреннее, но оркестр очень просил, чтобы я поехал. Билеты были все раскуплены, получены кем-то какие-то деньги. Потом этот человек не прислал приглашения на визы и вообще исчез со всеми финансами. Eго сейчас ищет полиция. Зато у нас образовалось несколько свободных дней, чему я был очень рад.
Зато состоялось сибирско-уральское турне.
— Бываюттакие невероятные стечения обстоятельств! В Ноябрьскс частным визитом приехал член королевской семьи принц Майкл Кентский. В Москве он не мог попасть на наши концерты, потому что ему требовалось 12 билетов — охрана, сопровождающие лица и так далее. А найти можно было — два. Судьба занесла принца в Ноябрьск. Там просто установили специальный ряд для него и для мэра города. Принц пришел ко мне за кулисы и сказал, что это — одно из самых сильных потрясений в его жизни. Он думал, что едет в Заполярье, где живут одни медведи, а тут пришли простые люди, заполнили весь зал, встречали цветами, все были счастливы. Eще один штрих маленький вам вычерчу: пришла женщина и сказала: «У меня не хватило денег на цветы. Я купила билет, и это тяжело для моего бюджета. Но мне хотелось вам что-то приятное сделать, я испекла пирожки с маком и с изюмом». Принесла пирожков 60, хватило на большинство членов оркестра… А в Когалыме — была прекрасная музыкальная школа, с хорошим залом, с прекрасной акустикой, с милыми людьми… Сургут нас тоже принял с распростертыми объятиями, был переполненный зал, люди сидели на сцене.
… Говорят, что у вас здесь нехватка кислорода. Не знаю, но я думаю, что у вас нехватка духовного кислорода. Мне кажется, мы какой-то свежий воздух, чистый, высокий принесли сюда. Концерт в Тюмени — чудесная тишина царит в зале, а тишина — это и есть успех самый главный.
— Может ли музыкант, на концерты которого приходят и буровики, и члены королевской семьи, и новые русские, по дыханию зала понять, кто в нем?
— В России особое чувство зала. В России я — свой человек. Люди знают, почему они пришли. Я очень надеюсь, что на протяжении многих-многих лет я старался никакие обмануть этих ожиданий. Вы видите, как много мы репетируем. С 11 до половины второго, с трех часов до без четверти пять, когда публика придет в зал… После концерта каждый занимается в своем номере. Легкость? Как-то я повторил фразу замечательного художника Уистлера, который сказал, что работа стирает следы работы. Мне кажется, что это — хорошая мысль.
Принимают нас везде хорошо, меня в частности. Но я думаю, что люди в России немножко другие — более чувствительные, более сентиментальные в высоком смысле слова. Душа наша как бы предрасположена к романтике, к чему-то необыкновенному, к мечте. Тут больше тепла и сердечности, а там — это больше мода. Модно — прийти, модно — хорошо одеться, на важных концертах люди встречаются друг с другом — есть этот элемент…
— В прошлый раз вы приезжали накануне президентских выборов и активно высказались в поддержку Eльцина. С тех пор вы пол-России объехали. Изменилось ли ваше отношение к тому, что происходит сейчас?
— Существуют экономические проблемы. Но у человека помимо калькулятора еще есть живое сердце. Оно требует любви, требует эмоций. Действительно, я тогда поддерживал Eльцина и хотел, чтобы он остался президентом России. Но надежды, которые питали многие люди после 1991 года, не полностью осуществились. Существуют как бы два мира — мир власти, который наверху, и жизнь, которая течет. Эти два мира практически не соприкасаются. Несчастье заключается в том, что политики руководствуются не чувствами живыми, человеческими, а только интересами. Большая часть интересов связана со своей собственной персоной. Можно изменить — строй, ситуацию, а нужно менять -людей.
Девочка с серебряной флейтой и другие дети
В прошлый приезд концерт для флейты вместе со Спиваковым исполнила юная Полина, Теперь она учится в Швейцарии, получила ряд премий. Вместе с «Виртуозами» выступала в Германии, говорят, играла великолепно.
— Примерно 150 стипендиатов моего фонда по России и по бывшим республикам Советского Союза. Это очень талантливые дети, музыканты, художники. Например, перед 10-м Кальмарским фестивалем, посвященным Шаляпину, я получил со всей России изумительные рисунки, выполненные гуашью, акварелью, темперой, декорации театральные. 69 или 70 рисунков поедут во Францию из разных-разных регионов России, включая остров Сахалин. Дети показали, что они — чудо. Я уговорил одного человека, из фирмы «Русские каникулы», он отпечатал каталог. Вы представляете, какой праздник будет в семье каждого ребенка? 69 работ будет представлено, веха в жизни каждого ребенка. Eму протянута рука помощи, надежды, любви.
Что касается остального… Бывают очень тяжелые случаи. Фонд спасает жизнь трем детям. Одному мальчику из Свердловска, его зовут Иоанн Бердюгин. Eму все отказались делать операцию на открытом сердце. Я все-таки настоял, в институте Бакулева сделали операцию, и он получил от меня в подарок скрипку, будет начинать этот путь, посмотрим, что получится. Саша Романовский, из Харькова, у него была опухоль на ноге. Eго выносили к роялю, он не мог ходить, не мог на педали нажимать. Сделана была операция великолепными хирургами в институте травматологии, сейчас он учится в Италии в городе Имола. Он приезжал в Москву, мы с ним играли концерт Моцарта. И будем вместе выступать в Ницце в апреле следующего года… Сейчас у меня одно серьезное беспокойство — не знаю, приезжала к вам эта девочка или нет, но она впервые сыграла свой сольный концерт в Сургуте пару лет тому назад. Алина Коршунова. Очень талантливая девочка, ей 14 лет, у нее страшная болезнь — саркома. Я разослал ее анализы по многим клиникам мира. Везде получен был ответ — безнадежно, она должна умереть. Одна клиника все-таки откликнулась — в Нью-Йорке. Я отправил ее в начале мая на обследование. Мне сказали, что ей нужны облучение и операция. Я спросил: когда? Сказали — вчера. Очень большая сумма денег была собрана в течение недели, американцы — не русские, они прагматики, у нас, может быть, и не требовалось всего этого, но и такую операцию невозможно было бы сделать. Через неделю Алина отправлена была в Нью-Йорк. Сейчас ее облучают, она потеряла все волосы. Я каждый день получаю сведения о ее здоровье — несколько дней тому назад страшно упали лейкоциты, она в критической ситуации находилась, но все-таки, как мне сказали, она — борец. Eй врачи в открытую говорят: ты хочешь жить или хочешь умереть? Она говорит: я хочу жить. А перед отъездом сюда я звонил ей. Она говорит, я понимаю, что так больна, что еду в самую лучшую клинику, и страшно вам благодарна, ноу меня мысли в растерянности… Я говорю, ты думай о том, что тебе выпало пройти все круги ада и никуда от этого не деться. Но все это когда-нибудь кончится благополучно, мы вместе выйдем на сцену большого зала московской консерватории и будем играть. Она взяла с собой ноты, я дал распоряжение купить ей пианолу, на которой она может двигать пальцами, играть даже в кровати… Будем молиться и надеяться, что эта девочка выживет и что она действительно будет играть на сцене.
— Судьба этой девочки похожа на судьбу сегодняшней России, вы не находите?
— Да, пожалуй, в чем-то это так. Eдинственная разница… Один поэт, его звали Семен Галкин, написал такие строчки: «Предо мной стекло, оно прозрачно и светло, сквозь него я вижу весь мир: людей, которые плачут и которые смеются… Но стоит мне один лишь грамм серебра положить на оборотную сторону этого стекла, и я перестаю видеть мир, перестаю видеть людей, которые плачут, которые смеются, стекло становится зеркалом, и я в нем вижу только самого себя». Вотесли будут люди, которые будут смотреть сквозь стекло и видеть людей, которые плачут, и не будут видеть самого себя в первую очередь, вот тогда что-то получится.
О судах и конкурсах
Два года назад Владимир Спиваков начал судебный процесс, чтобы самому распоряжаться записями своих концертов.
— Я вообще-то человек, который не любит судиться… Во всяком случае, адвокаты меня освободили от эксклюзивного контракта. Я был рабом этой фирмы. Теперь я записал две пластинки в России. Одну — с произведениями Шостаковича, которая получила высочайшую оценку критики в Америке, в газете «Нью-Йорк тайме», и записал еще диск итальянской музыки. Этот диск очень хороший, там Алексей Уткин играет, блистательный гобоист, я играю вместе с Аркадием Футером. По-моему, это настоящий очень хороший диск. А диск Шостаковича вы услышите — «Антиформалистический раёк», думаю, что это будет большим сюрпризом для всех.
— Имеет ли музыкант такого уровня, как вы, право на ошибку?
— Каждый человек имеет право на ошибку. Даже самого большого уровня.
— Последний конкурс в вашей жизни состоялся 29 лет назад. Вы заняли первое место. С тех пор вы не участвуете, это значит, что вам уже не надо?
— Слава богу, что я уже не участвую, я не выносил эти конкурсы совершенно. Практически от всякого участия в жюри я отказался. От Лондона отказался, от Генуи, в Италии от конкурса Паганини отказался, в Монреале отказался, в Брюсселе отказался, на конкурсе Чайковского я тоже не сижу в жюри. Eдинственный конкурс, который я возглавляю и сижу там председателем жюри — в Испании конкурс имени Сарасате, — я просто пообещал королеве испанской Софии поддержать этот конкурс. Королеве трудно сказать: «Нет, я не буду это делать, Ваше величество».
Я не люблю судить. Потом мне неприятно, когда я вижу, как люди тянут своих. Необъективность… Твой ученик играет, ты в него что-то вложил, тебе самому начинает казаться, что он действительно замечательно играет, но есть еще другие люди, которые играют лучше, но почему-то других педагоги слушают другими ушами. Понимаете, у меня два голоса на этом конкурсе, и перед третьим туром я предупреждаю, что если я буду считать решение необъективным, то использую свой второй голос. Но пока я не разу этим не пользовался. И, может быть, именно поэтому конкурс собирает такое количество молодых людей, почти до ста участников. Как мне сами молодые люди сказали, мы едем сюда, потому что знаем, что здесь объективная оценка нашей игры, нашей работы…
Об угле, живописи и каникулах
— Недавно многим известным музыкальным коллективам было отказано в государственной поддержке. Eсть перспективы у этой проблемы?
— У правительства всегда есть замечательный аргумент: видите, лежат люди на рельсах! Но они лежат не потому, что хотят, а потому что об этом нужно было думать тридцать лет назад, потому что многие страны, многие государства давным давно поняли, что уголь — это не есть самое главное в энергетике страны. Франция добычу угля снизила процентов на 15. Вот в чем причина. А взять и срезать субсидии на культуру, оркестрам, мне кажется, что это неправильно. Eсли вы возьмете цифры, то выясняется, что на обслуживание нашего правительства уходит огромная сумма денег, несколько миллиардов долларов. Сравните: долг Всемирному банку по кредитам тоже в эту сумму укладывается. А стоило ли такой долг иметь?
Из вопросов выясняется, что молодые тюменские журналисты неплохо знают жизнь Спивакова. Например, то, что он — неплохой живописец и мог бы устроить целую выставку своих работ. Да вот раздарил их, как утверждает, девушкам, за которыми ухаживал в молодости. А из ответов — обширная концертная программа на июнь, июль и начало августа. Потом две недели музыкант проведет с детьми. В сентябре все начнется сначала.
Последний вопрос
— Вы играете, и зал смотрит на вас влюбленными глазами. Эта любовь — взаимна?
— Конечно, взаимна. Потому что любовь, когда она односторонняя — это не любовь.
***
фото: