«Мыслящему постыдно бояться смерти»
В нашей региональной культуре произошло событие просто великолепное. В Ханты-Мансийске усилиями окружкома по СМИ и полиграфии, сургутской горадминистрации, многих краеведов, увлекаемых одним из своих лидеров — Валерием Белобородовым, увидел свет первый солидный том (336 стр.) серии «Люди земли югорской».
Словно заново родился изумительный человек, просветитель и учитель, мыслями и чувствами, знаниями и настоящей интеллигентностью многие годы служивший просвещению, культуре и науке Югры. Это Аркадий Степанович Знаменский (родился 3 марта 1898 г. в Тобольске — по старому стилю, умер в Сургуте 28 сентября 1982 г. — по новому стилю).
Издание к 100-летию со дня рождения Знаменского соответствует самым строгим канонам мемуарно-биографического жанра, хорошо известного моему читателю по задуманной еще Максимом Горьким серии «Жизнь замечательных людей», книги которой выходят и сейчас. Однако югорские краеведы значительно расширили их границы. Помимо большого и обстоятельного очерка Белобородова о жизни и деятельности Знаменского, интересного иллюстративного блока, том содержит переписку Анны Андреевны и Аркадия Степановича Знаменских, многочисленные воспоминания учеников, подробные примечания и комментарии.
Хватило бы и этого. Но в сборник «Тропажизни» (1998) включено духовно-философское эссе учителя — словно вспышки «в сознании, которые автор понимал как непосредственный контакт между его «я» и великим началом Вселенной — Всепроницающим» (Белобородое). Впервые эссе было опубликовано в библиотечке журнала «Югра» в 1993 г. Второе издание значительно расширено и дополнено.
Только и это не все. В книге печатается (хотя и неполный) каталог домашней библиотеки Знаменского. В 30-50-е года она была желанным маяком для многих сургутян, заметно оживлявшим культурную жизнь поселка. Каталог поразительный. Свидетель мужества и духовной стойкости. Он полон запрещенной или крамольной для советского времени литературы. И никто не донес, никто не напакостил! В этой библиотеке читали Библию, «Значение свободного слова для личности, общества и церкви» (1904), Ницше (!), Гегеля, Демокрита, Гельвеция, Шопенгауэра, Достоевского, «Опыты» Спенсера… весь энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона, дореволюционные журналы.
Из воспоминаний Геннадия Райшева (известный наш художник), Петра Грязневича (востоковед), Казимира Ландграфа (главный конструктор ядерных установок на подводных лодках), Геннадия Бардина (полярник, географ, академик), Зои Трофимовой (учитель) и других питомцев знаменского гнезда ясно — перед нами счастливый человек, прекрасно понимавший диалектику добра и зла, борьбу вечного и суетного. Личность, вместившая в себя многие радости и боли XX века и в заштатном тогда Сургуте, разгадавшая свое назначение на земле, осуществив его полностью. «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…» — и о нем тоже. Не в смысле того, что талант Знаменского, его возможности были ограничены сургутским кругом общения. Это его не угнетало. Eго Сургут был центром мироздания, в котором, наблюдая и осмысливая мир, он приходит еще в 70-е годы к горькому заключению: если человечество будет продолжать вести себя на планете так же бездумно, бесчестно и по-варварски, в техногенных «одеждах», то оно готовит себе самоубийство.
Подумать только, философские студии Знаменского свидетельствуют — он еще в 40-е годы «подключился» к самой животрепещущей ныне философской проблеме -ответственности человека не только перед обществом, но прежде всего перед самим собой. Какой же свободой духа и дерзостью мысли надо было обладать в эпоху догматического и начетнического господства советской философии, чтобы в Сургуте ощущать токи мировой мудрости. Лишь одна цитата: «На земном шаре не было, нет ни одного ученого, который бы в объяснении миросложения смог обойтись без представления творческого начала Космоса».
Знаменский всю жизнь был верен заветам своего рода -просвещенных священнослужителей, учителей, честных чиновников, способствовавших благоденствию нашего края. Создатель, Христос, весь высокий пантеон были для него провиденциальным началом личной судьбы, нравственным камертоном, зеркалом действий и поступков. Но для него в XX веке христианство превратилось в антихристианство, мерзость людская стала утверждаться и даже узакониваться, «люди стали говорить одно, думать другое, делать третье». Зло, злоумие надело маску добра, правды и человеколюбия» (с. 221).
Путь Знаменского, выпускника Тобольской классической гимназии 1918 г., был связан и с Тюменью, где на учительских курсах областного ИУУ и пединститута он, так сказать, повышал квалификацию. В приложении есть его формуляр 1948 г., в котором Знаменский, отвечая на вопросы начальства о своей работе, фактически написал педагогический трактат о формах и содержании школьного обучения. Он не устарел и похож на нынешние инновации.
Знаменский не только давал уроки математики, физики, астрономии. Он исследовал эти науки, методику их преподавания, создавал новые физические приборы, печатал оригинальные задачи во всесоюзном журнале «Наука и жизнь». Сочинял стихи и фортепианные произведения, музицировал, вместе с учениками пускался летом в краеведческие экспедиции. Были обследованы озерная система Тромъегана, верховья рек севернее Сургута. Вот почему состоялись судьбы многих его учеников. И недаром сказано (в воспоминаниях) Анфузой Неуйминой — «рядом с ним все дышало добротой».
Браво, югорские краеведы, из тьмы былого вы выбрали имя, не осыпанное наградами и почестями, без официозного фимиама. (Хотя и это — не грех, если человек получал такое за хорошие дела). Но высшая справедливость как раз и состоит в том, что личности масштаба Знаменского должны первыми освежить память потомков и духовно-культурным своим наследием помочь в наших возрожденческих начинаниях.