Исповедь художника как завещание новым временам
Персональная выставка Геннадия Александровича Токарева, ушедшего от нас в 1995 г., спасла реноме городской культуры. С февраля 94-го, когда начались эти регулярные обзоры, я не помню такого пустого летнего сезона. Конечно, в нынешних условиях серьезным и духовно наполненным искусствам трудно противостоять попсе и расслабляюще-веселящим зрелищам. Но не настолько же, чтобы практически ничем не выказать себя после премьеры в начале этого лета в драмтеатре.
После затянувшейся паузы новая встреча с живописью и тематическими композициями Токарева дает повод переосмыслить его наследие. Один из ведущих сотрудников нашего музея изоискусств Наталья Сезева и ее коллеги удачно отобрали из обширного собрания 67 работ. Размещенные в залах, словно годовые кольца чудесного древа желаний и раздумий о времени и о себе замечательного мастера, они звучат как музыка высшего доверия, как исповедь человека, до последнего вздоха любившего наши сибирские и тюменские «предания старины глубокой». Красоту и поэзию уходящей жизни, искореженную душу родного края.
Конечно, Токарев прекрасно понимал, что движение времени не остановить. Что и тут есть своя правда и необходимость. Но почему у нас новое так безжалостно к былому, почему оно деформирует, лишает человеческого тепла и света, доброго уюта наши отношения, быт, пейзаж, улицы и заповедные уголки? И с начала 70-х гг. мастер полностью занялся спасением минувшего, живописуя в манере поэтического реализма былое очарование.
Новый взгляд на Творчество Токарева родился в итоге моих разговоров с коллегами живописца, друзьями и многими культурными деятелями Тюмени. Известный сценограф Владимир Осколков отметил диалог с «суровым» стилем 60-х, совпавшим с началом художественного пути мастера. Eго трагизм мироощущения, самовыражения через родную историю. И мы подошли к картине «Через века» (1982), повторили крестный путь Руси многострадальной…
Музыканту и преподавателю Тюменского высшего колледжа искусств Михаилу Яблокову понятнее всего высокая тоска, сопротивление художника и этому веку, «шествующему путем своим железным». И ожила «Меланхолия» (1982)- живописная мелодия серебристо-серой грусти, лунной дороги к старому храму. Философ Станислав Ломакин принимает суть вечер них мотивов-размышлений о вечной России, художник Борис Паромов — народное начало, ту нравственную стойкость перед злом, которая связала Токарева с простыми людьми.
Наталья Паромова (искусствовед) сказала, что в экспозиции нет ее любимой вещи — «У оврага». Потом мы прошли к картине «Последняя весна» (1985). Старый дом, покинутый потомками тех, кто поставил его когда-то, еще крепко держится за милую землю. Он обречен, но все равно вокруг звучит его голос, его обида. Зачем развеяно его тепло, его серебристый свет, его обжитое место? И, провожая дом в небытие, на первом плане кипит сиреневый куст. Венок от природы и знак утратившим родство — не будьте беспамятными.
Конечно, не прошли мы мимо «Чертополоха» (1982), давнего упрямца нашей земли, воспетого Львом Толстым в «Хаджи Мурате». Такая уж колючая у нас жизнь, но ведь есть за что цепляться, верить и надеяться.
Как экспериментальные оценены работы Токарева, выполненные в манере знаменитого художественного объединения 1910-х гг. «Бубновый валет». Яркое смешение цвета, игра плоскостей, мозаика конструкций этого мира. Конечно, Токарев, усвоивший традиционные уроки русской живописи, с ее психологизмом и смысловой перекличкой полутонов, искал свои индивидуальные средства. Так появился его «Набат» (1993), чей декор синтезировал наш модерн и иконопись. Но ведь это характерно для облика тюменских храмов, и верно подчеркнула Сезева — это призыв к защите историко-культурного наследия нашего города.
Искусствовед Eлена Галкина выделила сильное чувство жизни в картинах Токарева как лада и устойчивого ритма бытия. И меланхолия, и тот старый дом с сиренью — это он сам, внутреннее «я» художника, которое и сейчас живет среди нас, овевая духовными волнами, световым излучением картин.
Профессор Николай Зотов прокомментировал «Февраль» (1980), его открытие русской истории, торжественность и плавность течения прошлой жизни. А еще — -пейзажные полотна, неожиданные пересечения линий лугов и озер, вольное дыхание полей и цветов.
Дмитрий Бобонич удивил, заметив в «Открытом окне» (1993) булгаковские мотивы. И верно, лунный свет словно показывал, куда отправился Мастер «в необозримый мир туманных превращений». Впрочем, это строчка из «Завещания» Николая Заболоцкого, которое стало камертоном выставки и помещено Сезевой в начале буклета.
Михаила Гардубея привлекла «грозно-тяжелая архитектура Тюмени» в изображении Токарева. Он — настоящий кержак, сибиряк, обнаруживший хорошее видение хода времени в токе прекрасного. А я долго стоял у пейзажа «Речка Кантырка» (1985). И хотя мне сказали, что почти все произведения Токарева суть обобщенные композиции, символы и фантазийно переосмысленные виды Тюмени и окрестностей, тут — особый случай. Точное название.
И понял я, что еще не все потеряно. Eще стоят на месте опоры нашего моста времен.
Наверное, многим и многим из нас знакома «Золотая осень» Исаака Левитана. Ведь ее и сейчас помещают в школьные учебники. И вот тюменский художник повторил картину. Но по- своему, оригинально. Обогатившись опытом пейзажной живописи XX в. Да еще найдя похожее место под Тюменью. Нет, едина наша Россия, живы в ней «святые колодцы» с чистой и лечащей водой. И словно ею окропил нас живописец Токарев, дабы мы знали, что беречь в нашем искусстве и что продолжать.
***
фото: Геннадий Токарев в мастерской;»Старый дом»