Быть или не быть?
Наши читатели еще успеют побывать в залах тюменского музея изоискусств, где недавно открылась отчетная выставка областного отделения Союза художников РФ «Осень-98». Мои впечатления — противоречивые. Странная выставка… Большинство работ помечено 97-м и 98-м годами, но я никак не мог отделаться от ощущения, что видел их и раньше… Новые варианты, самоповторы?
Одно ясно — наши художники честно и открыто показывают то, что имеют. Не боятся пригласить нас в свою творческую лабораторию. С одной стороны, натюрморт Остапа Шруба. Волшебное буйство сирени, бьющая ключом весенняя энергия жизни, радостная радуга земного бытия. Неповторимая, только его… Старейшины наших мастеров, в который раз ведущего тяжелый поединок с судьбой. И так молодо, дерзко славящего бытие. Вещь довольно неожиданная для Шруба. Теплая, ласковая.
Сдругой — можносказать, «ученические» прописи, раскрашенные «фотографии» (но не в стиле еще активного в художественном мире фотореализма!), принадлежащие «перу» в общем-то довольно знакомых имен. Мне подсказали, что сей вернисаж — своеобразный экзамен для тех художников, которые пожелали вступить в Союз художников РФ. Только почему три-четыре полотна одного, выставленные вместе, «обрамляют» слева и справа две вещи другого автора? Прямо-таки не выставка, а калейдоскоп, где случайно сталкиваются разные стили, манеры, жанры. Где добротные индустрииальные пейзажи Дмитрия Бобонича,воспевающие (и по праву!) человека и его дело, соседствуют с символико-романтическим «декором» Ольги Трофимовой.
Где «рубенсовская», «кустодиевская» «мощь» женской фигуры (скульптура из дерева Виктора Афанасьева) не смотрит на «Ваятеля» Владимира Шарапова. А ваятель (тоже деревянная скульптура), вобравший в себя мудрость земного бытия, стоически выносящий свинцовые мерзости жизни, понимающе смотрит и на пышную даму, и на разноголосицу пейзажей, портретное смятение. Он-то знает, как терзает красоту зло и как трудно не поддаваться его искушению.
И все же концептуально и органично на выставке самовыразились (Многие мастера. «Географически» стильный и точно определенный сине-зелено- дымчатый колорит рождает нежный трепет встреч с детством в «Автобиографии Прикарпатской Руси» Михаила Гар- дубея. Удивил Виталий Шилов («Дорога без конца») своей историей трактовкой евангельских сюжетов — светоносной манерой движения от реальной плоти времени к горним высотам идеального. Волновое пространство своей рефлексии импульсивно передает в своем живописном взгляде на наш больной мир Юрий Акишев, Он дерзновенно решает загадку Фауста. Не останавливает счастливый миг бытия, а дарит его зрителю.
Вполне определенно высказался на выставке Александр Новик. Как и Гардубей, он завершил строение своей художественной системы и нашел ее новаторское воплощение. Полупился философический импрессионизм, когда главные линии художнической судьбы пересекаются на полотне симультанно. Не прерывая, не закрывая друг друга, а с помощью искусства воссоздавая всю многомерность чинной гармонии. И у Гардубея, и у Новика есть своя вера, свое чутье эстетической ситуации финала XX в. Социальное и объективное начало нашей жизни не должно, как раньше, диктовать свои правила художнику. Сейчас важнее богатство внутреннего мира личности, ее отношение к текущему за окном бытию. Свобода личности, признающей лишь один диктат — гуманизации всех сторон и всех законов человеческого сообщества в его открытом варианте. Свобода твоего выбора с уважением свободы другого человека.
И Гардубей, И Новик не растерялись под напором бурно меняющейся жизни. К сожалению, их коллеги избегают больных вопросов, воздвигая между собой и миром красивую стену только им лично понятных знаков, зашифровывая свою думу, рефлексию, настроение. Но без коммуникативной функции искусство останется лишь ребусом, не всегда интересным зрителю. Вряд ли стоит настаивать на верности ранее избранным традициям. Без обновления они начинают мешать движению искусства. И тут интересны опыты, поиск в графике и керамике Александра Кухтерина, живопись Андрея Eрдякова, потрясающее «ново-рококо» в керамике Ирины Герман, добрая символика пейзажей Альберта Мокина и акварелей Александра Миллера, Живописно скульптурны графические листы малых форм жизни Сергея Перепелкина. Словно культура бытия просит сегодняшнего обозленного от тягот времени человека не покидать ее пространство.
Стремительно ворвавшийся в нашу культуру Владимир Глухов не устает будоражить публику своими поставангардными парадоксами. Мы обменялись краткими репликами у новых его жанровых картин (про «Васю у гаражей, «Холодное утро»). Новое кредо художника: надоел фимиам в честь антигероев. Пора искусству открывать новых хороших людей. Да, они еще втоптаны в грязь жизни, как этот упившийся Вася в ночи, возлежащий (подобно античным батырам) у железных коробок пламенеющих в ночи гаражей. Но шанс, проснувшись, стать другим у него есть.
«Осень-98» — гамлетовский монолог нашего союза художников. Он у предельной черты. Кризис продолжает развиваться. Причины общеизвестны: финансовое положение, отсутствие должной материально-технической поддержки, бедственная ситуация в Союзе художников РФ. Недавняя эйфория, надежды на щедрый прилив местных меценатов и спонсоров потускнели. Нувориши заказывают и покупают такое, что лучше расписываться в углу картины псевдонимом. Хотя «салонные» новоделы, прикладное, декоративно-усладительное назначение достаточной части экспозиции лично меня не разочаровали и не дали усомниться в общем высоком уровне мастерства наших тюменских художников, в их творческом потенциале. «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Сия пушкинская рацея не стала менее актуальной и на современном фоне. Да, мамоны захватили сегодня почти все наши храмы, правителям и огромной части публики не до высоких искусств. Но в той же столь любезной взору многих посетителей осеннего вернисажа «Индианке» Виктора Афанасьева есть и неподкупное вдохновение.
Местному отделению Союза художников РФ стоило бы вернуться в общественную жизнь, убедить власти в своих возможностях и предложить реальные пути помощи и поддержки. Я пришел в обычный день, В залах шумела стайка младшеклассников. И кто-то из взрослых нес им ту милую чушь, которую почему-то считают достойной для общения детей с искусством. Потом пришел Глухов. Мы разговорились, а дети внимательно прислушивались, Получилась этакая импровизированная беседа с мэтром, которому еще интересны живые контакты со зрителем. А остальным?