Коммунизм из книжки и стажировка в капитализме
Признаемся: многие из нас в глубине души ждали, что август 1998-го придет. И торопились — пожить хоть немного при этом времени. Знаю парня, который, вернувшись из поездки в магазин, оправдывался перед женой за напрасные траты: «А вдруг все кончится, а мы такой вкусноты и не успеем попробовать».
В этом было что-то от безумства, от пира во время чумы, но если подойти строго, то последние несколько лет для многих можно назвать как бы стажировкой в школе капитализма.
Теперь мы, как островитяне после урагана, ходим по знакомым местам и обнаруживаем то тут, то там осколки прежней жизни. А чаще не обнаруживаем. Тощие рынки, где среди массы скучных торговцев встречаются редкие покупатели. Где знакомая баночка кофе украшена новой пугающей ценой — вдвое и втрое более высокой. Где исчезли кое-какие продукты, не самые-рассамые деликатесы, а обычные, но уже привычные, и стол без них не стол. Где, несмотря на обещания и прогнозы с самого верха, отечественные продукты гонятся за импортными. Даже минтай, столь милый сердцу российских кошек, которые из чувства патриотизма, вероятно, не перешли на «вискас», и тот погнался в цене за норвежской семгой.
Но, смею думать, мы не все потеряли. Мы кое-что поняли за это время. Что от трудов праведных не всегда наживешь палат каменных. Что самый умный — не обязательно самый богатый. Что благородное желание честно платить налоги — не всегда благо для твоего предприятия и для твоей семьи.
Ах, сколько этих «не»! Но не только этим исчерпываются уроки капитализма.
С другой стороны, за это время, за эти годы в наши тесные квартиры и маленькие грязные азиатские города, как танковый десант, въехал большой мир. Мы, даже те, кто сидел дома и отдыхал под сенью собственной дачи, перестали удивляться тому, что кто-то съездил в Австралию, а кто-то на Сейшельские острова. Что в Бангкоке русских не меньше, чем тайцев. Что среднего ранга клерк из Салехарда стажировалась в Канаде, а когда дали там маленький отпуск, проехала на автомобиле с севера на юг Соединенные Штаты.
Мы поняли, что стали частью этого мира. И убедились, что сильно высокооплачиваемые американские специалисты ничуть не способнее тюменских. Просто одни живут в Новом Орлеане, а другие — на улице Профсоюзной в Тюмени.
Мы, может быть, еще плохо владеем набором из шести вилок, поданных к парадному столу, но уже начали понимать, что надо напрягаться, чтобы получить доступ ко второй вилке, третьей и пятой. И этот напряг нас больше не пугает. Более того, у нас вызывает тревогу, что может наступить время, когда снова не надо будет напрягаться, а можно будет просто делать вид, что ты работаешь, в обмен на столь же гипотетическую оплату труда.
Мне кажется, что мы, если не большинство, то очень многие, не хотим быть одинаковыми. Носить одинаковые туфли, костюмы и пальто, жить в одинаковых квартирах и заканчивать рабочий день по звонку в 18.00.
Наверное, мы не хотим по-прежнему выпускать продукты и другие товары, которые будут покупать лишь потому, что других не бывает. Мы не хотим добывать громадное количество нефти, превращать ее в электроэнергию, ту — в металл, чтобы снова добывать нефть.
В 1992 году мы ступили на шаткие мостки, ведущие в этот «другой» мир. Мы шли, как умели. А умели плохо. Мы меняли поводырей. Наверное, потому, что отвыкли ходить самостоятельно.
И все-таки, смею думать, что эти уроки не пропали даром. Незаметно для нас сменилась шкала ценностей. Мы знаем, что новый мир — это не только другие еда и одежда, но и другая работа.
Что бы ни произошло, через что бы нам ни пришлось в ближайшие годы пройти, я надеюсь, что опыт «школы девяностых» даром не пропадет. Во всяком случае, в развитой или еще какой-нибудь социализм наша страна уже не вернется.
Не захочет. Даже такой темпераментный левый, как Александр Черепанов, вряд ли захочет вернуться в эпоху кремлевских старцев. Одно дело — верить в «коммунизм из книжки». Другое — испытывать его на собственной шкуре.