Тюменская станция Пушкинского тракта
Актер и художественный руководитель петербургского театра «Монплезир» (1993) справедливо считается урало-сибирским творцом. В зоне Большого Урала (Пермь, Тюмень, Магнитогорск, Нижневартовск) Ларин поставил недюжинную дюжину спектаклей. Родился в Ленинграде (1962), на театре умеет делать все — от бутафории до сложнейших актерских трансформаций в своих моноспектаклях, когда бывалый солдат Буратино Игоря Николаевича неуловимо оборачивается раненой жабой. Признан престижным «Балтийским кругом» театралов Скандинавии, России и Балтии. Увенчан и лаврами, и терниями. Для одних (и меня) — настоящий гений, вдохнувший новую гармонию в лицедейское ремесло, умный и добрый хранитель театральных древностей, которые он реставрирует для новой жизни на сцене. Нашел свой стиль игрового символизма — в игре на встречных курсах — событий ларинской оригинальной метафоры и символической стрелы из мастерских Станиславского, Мейерхольда, великой Айседоры, Михаила Чехова…
Для других — заигравшийся «анфан террибль — ужасное дитя», хулиган и распорядитель балагана из классических ценностей. Дерзкий красивый человек с мягкой походкой пантеры в маске счастливого странника, за которой звенит высокая тоска по чистым водам достойного лучшей участи искусства, израненное сердце.
В 1999 году Ларин снова оказался в Тюмени. Директор Владимир Коревицкий и главный режиссер тюменской драмы Алексей Ларичев пригласили его для постановки в пушкинский юбилейный год. В минувшую пятницу премьера дилогии «Станционный смотритель» и «Барышня-крестьянка» переполнила зал театра драмы и комедии, дабы увенчаться парадоксальным (как всегда у Ларина!) успехом. Меня она искупала в радости живительного приобщения. Но сидевший недалеко завзятый тюменский театрал пикировал сцену репликой — когда перестанут читать прозу и начнут играть…
Знакомая творческая молодежь (плюс я) аплодировала еще во время знаменитой ларинской увертюры. Как правило, Ларин многие свои вещи архетипически (первородные начала, стихии нашей цивилизации) открывает рождением своего космоса. Господи, как он угадал — в кромешной тьме русского хаоса накатил на нас метафору — пушкинскую тройку — с бубенцами, с мелодиями забирающих душу ямщицких песен, преодолевая нашу древнюю лень, косность бесконечных пространств, заражая их жизнью. И пляска огней над сценой, над залом усиливала мелодию, бег тройки, призывая к пробуждению. Сама соборная душа явилась в Тюмень, освобожденная от квасного патриотизма и нацрадика- лизма, перегревших головы нынешних «спасителей отчизны», дабы в ларинском представлении пушкинскою слова сказать нам, чем душу обогреть.
Режиссер переиначил пушкинскую прозу в союз литературного театра, классической мелодрамы с построением сценического образа в ритме остраненного слова- действия. Непривычно, вот и показалось, что актеры лишь читают свои куски. Но дело в ларинском «большом стиле». Замечательный ансамбль — ‘Самсон Вырин в исполнении Семена Фуксмана, Дуня Ольги Афанасьевой, гусарский ротмистр — заслуженный арт. РФ Владимир Орел. Рассказчика (в программке — молодой человек) играет Михаил Заец. Изюминка премьеры — все актеры хороши в каноне — вкусно-игровые и психологически точные фигуры, их движения в поле общения. Но одновременно они’уловили дух повестей Белкина. Они даруют нам пушкинское слово как дорогое лакомство, играют им и так, и сяк, передавая друг другу. А еще — Ларин и его курия вооружаются смешливой метафорой романтической иронии, выворачивают наизнанку драму станционного смотрителя, драму простого человека («маленького человека» в нашей классике), драму отца, не пережившего переход любимой дочери в более высокий социальный слой. И вот в безудержной игре вдруг проступает суровое лицо судьбы и смерти. Наш предел для каждого. Звенит высокая тоска, наплывает на зрителя теневой рисунок сельского кладбища. Трагична гуманистическая нота спектакля, в покаянном забытьи — «Во всех ты, Душенька, нарядах хороша» — просит прощения героиня у отца, ставшего родной «мать-сыра-землей».
Жизнь после смерти… После увертюры в мягком полусвете, полумире разойдутся стены вы- ринской конторы, и тени забытых предков будут музицировать, петь романсы и читать Пушкина, Дениса Давыдова… И справа — стена,
оплот, крепость отчего дома с картинами на библейский сюжет притчи о блудном сыне. Но будет и блудная дочь. Слева — другая стена с окном. Сквозит ветер. Холодно, зябко. Ветер, ветер на всем белом свете. Опять ларинс- кое столкновение сквозных метафор.
Блеск и нищета жизни всегда рядом. И грянет карнавальная встреча. Пошла чисто театральная игра — блеск! Это ротмистр оглушил Дуню заманчивыми огнями большого города. Опять сложная метафора. Взвивается вверх большой полог, образуя альков. На темном заднике вспыхивают фонари петербургских улиц. Новая карта жизни Дуняши в маргинальной роли любовницы. Вот эти-то метафоры (тень дочери, тянущий к ней руку отец, резкий выпад Минского и многие другие) и делают этот спектакль творческим союзом слова и сцены.
В пластике Эдуарда Соболя, виртуозно отшлифованной ведущим мотивом польки и «скакалками» светского общества — якобы веселым иллюзионом бытия, еще сильнее бьется боль спектакля за всех униженных и оскорбленных.
Во второй части (про Лизу — барышню-крестьянку) Ларин, словно отвечая на упреки о «чтецком» жанре, уже полностью травестирует прозу в драматургию, делает крестьянский «хор» с помощью Соболя еще одной фигурой лирической комедии ошибок с мотивом осеннего вальса. Как хороши, как свежи и экспрессивно-выразительны наши актеры. Как укрепляет наш ныне расстроенный дух «англицкая» метафора про ужас жизни в этой варварской России. Неудержим и прекрасен дважды заслуженный Сергей Куть- мин в роли Муромского. А тут еще и комическая связка с соседом- помещиком Берестовым, блестяще ведомая артистом Владимиром Ващенко. И когда они собираются в трио,»присоединяя» не- состоявшегося гусара-сына в тонком чувствовании роли нашим Андреем Волошенко… нет, в квартет, ибо на званом обеде у Муромских появляется и долгожданная дочь Лиза в прикиде своей чудаковатой гувернантки мисс Жаксон, дабы посумасбродствовать перед неминуемым разоблачением… О, это настоящий театральный пир, живительный огонь лицедейства, творящий общую радость.
А как хороша пара — камергер Рюрика Нагорничных, победивший русской огненной водой сердце неприступной Жаксон в гротескном и впечатляющем стиле игры Валентины Толмачевой. Буквально упоена интригой как двигателем наших страстей Настя Eлены Махневой.
Режиссерский театр Ларина любит актера. У него нет второго плана, и все эти проезжающие, столичный свет, крестьяне и дворня выходят к рампе, заводят пластические сцены и удачно демонстрируют свою индивидуальность. Таковы выходы к нам артистов Капитолины Баженовой, Светланы Окуневой, Eлены Репиной, Татьяны Стрилюк, Сергея Белозерских, Михаила Панюкова. И все это поставил, декорировал и сму- зицировал Игорь Ларин вкупе с нашим балетмейстером Эдуардом Соболем, буквально напитавшим пластикой каждый куб сцены.
Виват исполнители, постановщики, весь наш театр! А Пушкина критикам спектакля надо не только любить, но и знать его культурную ауру. Ларин прав, ибо (вспомним «Памятник») череда пафосных торжественных строф сменяется в финале смешливой иронией обращения к Музе. Знакомые старшеклассники — участники успешно проведенной горуправлением образования пушкинской олимпиады — тоже качали эрудицию: и Лиза не похожа, и берестовский сын Алексей не тот, что в повести… Эх вы, что Ларин, когда у самого Пушкина Татьяна Ларина неожиданно для автора вышла замуж. Чудесами волнующих метаморфоз сильна сия премьера, близкая пушкинским законам творчества.
***
фото: