«Рождение трагедии из духа музыки»
Милая молодая женщина, покоряющая детской открытостью и искренностью, — такой увидела я тюменского композитора Eкатерину Чернышову. И поэтому странными показались эпитеты, которыми характеризуют ее музыку: трагическая, философская, с минорными интонациями…
— Как складывалась ваша творческая биография ?
— Я получила стандартное классическое образование: сначала музыкальная школа в городе Верхняя Пышма Свердловской области. Потом — тобольское музыкальное училище по специальности хоровое дирижирование в классе Любови Токмаковой. Именно она способствовала моему поступлению в Уральскую консерваторию имени Модеста Мусоргского. Закончила ее в 1987 году у Eвгения Гиммельфарба, хоровика и композитора.
Писала давно. Eще в школе играла свои пьесы. И позже, в училище, сочиняла музыку. В основном это были песни на собственные стихи. Затем начала обращаться и к профессиональным поэтам. Дементьев, Высоцкий, Кадрия, испанец Рикардо Бог-ранд. Вообще, сложно найти стихи для песен. Приходилось перелопачивать горы поэтической литературы. Так открыла для себя поэзию Юрия Поройкова, Владимира Цыбина, Марка Лисянского, Петра Градова и Нины Стожковой. Особенно близки моей лирической героине песни на стихи поэтов серебряного века — Блока, Цветаевой, Ахматовой.
— Вы были уверены в себе, в своем даре, или кто-то помог, подтолкнул к серьезной музыке?
— Мне везло на людей, которые подталкивали к решительным действиям. После окончания консерватории, работая в тюменском институте искусств и культуры, я познакомилась с замечательным человеком и музыкантом Валентиной Петровой. Однажды она, услышав мои песни, сказала: «Вы должны что-то написать для нашего хора». И я написала ряд хоровых произведений, в том числе четыре хора из «Литургии Иоанна Златоуста». Валентина Петрова также подала идею пройти стажировку у профессионального композитора.
И еще одна счастливая встреча — с композитором Кларой Кацман, которая училась у Дмитрия Шостаковича. Кстати, он скептически относился к женщинам-композиторам, единственные его ученицы — это Галина Уствольская и Клара Кацман.
Клара Кацман, услышав мои произведения, сказала, что я, во-первых, мелодист. Во-вторых, у меня мужское мышление в композиции, которое выражается в способах организации музыкального материала, в выборе тем. Eй это импонирует. Я очень благодарна ей. Она объяснила, кто я есть на самом деле. Была смешная ситуация. Когда я приехала на стажировку, то попросила: «Напишите мне справку, могу я писать или нет. Eсли не могу — напишите, пусть меня оставят в покое…» Не оставили.
— Как вы пришли к идее создания монументальных произведений ?
— На международный фестиваль современной хоровой музыки в Роттенбурге (Германия) нужно было привезти произведение со-
временного композитора. Генератор идей Валентина Петрова сказала: «Современный композитор у нас Вы. Пишите что-нибудь для женского хора!» Тогда появились шесть хоров «Настроения» на стихи Арсения Седугина. Наш хор прекрасно выступил, немцы взяли ноты моих произведений.
Самая большая моя работа, которая имеет резонанс уже четыре года, — монументальное полотно к пятидесятилетию Победы — кантата «Душа и мир». Первая редакция была написана для смешанного, детского хоров, солистки и фортепиано. К празднованию 52-й годовщины Победы была дописана еще одна часть, сделана инструментовка для духового оркестра и синтезатора и введен чтец.
— Вы пишете музыку на заказ. Как передать ваш процесс творчества?
— Eсли происходит смыкание музыкальных потребностей заказчиков и моего внутреннего состояния, то пишется легко, начинается усиленная работа по музыкальному оформлению накопленных впечатлений. Я, не откладывая, записываю музыкальные идеи, которые приходят внезапно: в автобусе, на работе. Потом эти «кусочки» очень помогают.
Мне кажется, творческий человек много надумывает, утрирует, усугубляет жизненные ситуации и создает таким образом свой внутренний мир, мир эмоций. В жизни я вполне благополучный человек, не было потрясений. Но с возрастом все больше превращаюсь из сангвиника в меланхолика. И в моих опусах, в том числе и последних — двенадцати минорных прелюдиях, ноктюрнах на стихи Игоря Северянина — преобладают трагические тона. Мне очень трудно писать пафосные произведения на патриотические темы, оптимистические марши. Это не моя интонация. Приходится себя заставлять, концентрироваться, но все равно получается искусственно.
Мне нравятся композиторы философского, трагедийного, даже где-то фаталистического склада: Бах, Шостакович, Шнитке. И среди поэтических произведений даже у самых солнечных поэтов я нахожу стихи с драматическими нотками.
Может, композитор, как медиум, воспринимает трагические биотоки нашей непростой действительности, может, ее творчество — это крик бесконечно одинокой души творца в, казалось бы, не таком уж и враждебном мире? Но… музыка — это катарсис.
***
фото: