Исповедь узника фашистских лагерей
Дмитрий Илларионович Пахотин — наш земляк, родом из дер. Воронило Ишимского района Тюменской области (тогда Омской). В феврале этого года ему исполнилось 80 лет.
Это уже потом, после войны, он построил в Тюмени дом для семьи, вырастил пятерых детей. На судоремонтном заводе работал сантехником.
Дмитрий Илларионович награжден орденом Отечественной войны, восемью юбилейными медалями в честь победы над фашизмом, а также медалью Жукова.
Война для меня началась во время военной службы в Бердичеве. Через считанные часы после того как мы узнали страшную новость, с западной стороны по мелкому ракитнику на нас уже ползли черные полчища гитлеровских войск. Открывать огонь команды не давали, дальнобойных орудий не было. Видеть, как фашистские танки мяли гусеницами наших солдат, было ужасно. Нам не дали даже развернуться, потому что фашисты укрепрайон уже взяли, пограничников уничтожили, а нас стали разбивать, раздрабливать на мелкие части танками.
Наша противотанковая 45-миллиметровая батарея 608-го стрелкового полка осталась при одном, орудии. В бою трое из шести погибли, в том числе командир батареи. Оставшиеся в живых отошли вниз к речушке. Снова по нам огонь. Я постарался навести орудие на место ведения огня, попросил подать мне снаряд. Рядом — никого. Тогда я сам вставил снаряд и выстрелил. Мгновенно получил ответный шквал огня. Больше ничего не помню.
В аду
Очнулся, вижу женщину, она спрашивает: «Русский?» — «Да». «Вы ранены в грудь осколком, потерпите, я буду его извлекать». Перевязав, ушла.
На следующее утро увели в немецкую комендатуру. Оттуда на машине в город Ямполь, там в сарай бросили, где уже таких, как я, множество. Этапом погнали нас через Дубно, Ровно в лагерь для военнопленных в Луцке. Несколько тысяч находилось там под открытым небом в вырытых самими ямах. Эти ямы и были наши жилищами.
Eжедневно из лагеря отправляли партиями в Германию и еще большими партиями прибывали сюда наши военнопленные. Через какое-то время нас, около тысячи человек, затолкали в вагон и повезли вглубь Германии. В Мюнхене оказались мы в лагере военнопленных. Этот огромный лагерь был разделен на клети. В каждой — своя страна. Рядом с нами французские пленные, с другой стороны -итальянцы, дальше — англичане. Даже немецкие политзаключенные тут же находились.
В этом лагере прожили до осени 1941 года. Как-то из общего строя выбрали наиболее здоровых парней, человек шестьдесят, и погнали. В новом лагере бараки стояли с двух сторон, на одной — пленные, на другой — охрана. До нас здесь жили французы, их раздали на работу к крестьянам.
Работу нам давали самую тяжелую. Пилили лес ручными пилами с корня. Вечерами в лагерь возвращались, едва волоча ноги. Кормили супом из брюквы, давали кусочек хлеба из отрубей. Перед сном — своеобразная зарядка: комендант выстраивает на площадке, пересчитывает и дает команду: «В бараки!» У каждого барака стоит солдат с кинжалом в руках и, когда забегает пленный в барак, обязательно ткнёт или ударит кинжалом пленного. Эту процедуру частенько проводили и ночью.
Побег
Несколько раз я пытался бежать. Утрами нас, находящихся в одном бараке, заставляли грузить в бричку мертвые тела пленных и возить к захоронению. Оно было в трех километрах от лагеря, недалеко от небольшой рощи, где протекал канал.
Солнечным майским днем 1944 года я решился на новый побег. Когда подвозили очередную бричку с покойниками к могиле, повстречался крестьянин. Конвойный остановился, они разговорились, а мы двигались дальше. Поравнявшись с ямой, начали сбрасывать с брички тела. Я попросил ребят: «Когда стану на краю могилы, сбросьте очередного покойника и им сшибите меня в яму». На меня набросали еще тела и быстро потащили бричку обратно в лагерь. Я не знал, видел ли охранник, проговорился ли кто из наших, поэтому лежал бездыханно. До этого некоторые ребята умудрялись ложиться в бричку с покойниками, их вывозили из лагеря, и никто не выдавал.
Пролежал среди мертвецов до темноты. Сразу выбраться не смог, пришлось складывать трупы друг на друга у края могилы и по ним выбираться на поверхность. Сначала пополз к роще и, чтобы запутать следы, пошел вдоль канала по воде.
Долго бродил по лесам и полям, спал в мелких ельниках, голодал. Однажды недалеко от небольшого города увидел работающего в поле человека. Побежал было от него, но тот крикнул на ломаном украинском языке, что он поляк и его нечего бояться. На мне уже гражданская одежда была, приобрел в этом побеге. Мы заговорили. Подъехал на мотоцикле немецкий солдат, заинтересовался моей личностью. Поляк сказал, что будто я работал у крестьянина, сбежал от его побоев. Солдат привез нас к проходной крупного нефтеперерабатывающего завода. Охранники, узнав, что я русский, набросились на меня с кулаками. Тут вошел вызванный офицер. Поляк рассказал ему ту же байку. Офицер приказал поляку взять меня с собой к его же хозяину.
Крестьянин был доволен, что к нему поступила дополнительная дешевая рабочая сила. Проработал я здесь почти всю зиму.
Снова плен
Но все же за мной приехали немцы. Привели к большому сараю, где таких, как я, тьма. Наши водоканал на своей крови строили. На этом канале до меня две партии русских замучили.
Хранил я 25 марок, заработанных у крестьянина. Они мне и помогли выжить. Эти деньги я отдал чеху-надсмотрщику, который посодействовал моему новому побегу.
На этот раз на свободе быть долго не пришлось. Проснулся от гула моторов, вышел на опушку леса, увидел бегущие танки. Знаки на танках непонятные Узнал на офицере английскую форму. Осмелел — куда деваться? С ним отправился в комендатуру. Там уже человек десять русских. Через несколько суток в крытой машине доставили нас в русский сортировочный лагерь (проверочный). Не обошлось без гауптвахты.
Так закончилась для меня война, где я сполна испытал унижение, надругательство над телом и душой. Считаю, что чудом остался в живых.